– О нет, сэр, но его глаза видят каждый грех, который когда-либо совершался на этой земле.
– Надеюсь, он не увидит, как ты грешишь, – предупредил Джейсон, гладя Ловкача по холке.
Парень поспешно сунул Ловкачу морковку и стал что-то напевать прекрасным низким голосом.
Дворецкий лорда Гримсби, старикашка с мутными глазами и таким видом, словно вот-вот рухнет на пол в глубоком ступоре, оглядел Джейсона и заявил на удивление звучным, молодым голосом:
– Не понимаю, молодой человек, почему мой хозяин так вас боится. Полагаю, когда вы улыбаетесь, на небе поют ангелы, но ему абсолютно все равно. С самых Бекширских скачек он что-то несвязно бормочет, в точности как этот идиотский павлин.
– Может, и вы скоро начнете бормотать, – пообещал Джейсон, пронзая его уничтожающим взглядом. Но старик спокойно пожал плечами:
– Вы и вправду красивы, сэр. Слишком красивы, как считает хозяин. Леди Гримсби утверждает, что его зависть жалка и омерзительна. – Он помолчал, словно прислушиваясь. – Да, я слышу пение ангелов. Следуйте за мной, молодой господин, посмотрим, захотят ли вас принять.
Джейсон ухмыльнулся в лысый затылок дворецкого и отправился в гостиную, но у самого порога легонько коснулся стариковского плеча.
– Докладывать обо мне не обязательно. Доставьте это удовольствие мне, – попросил он и, стукнув в дверь, вошел.
И едва не растаял от удовольствия при виде Чарлза Грандисона и Элджина Слоуна. Оба развалились в креслах, слушая разглагольствования лорда Гримсби. Вот и хорошо. Все нужные ему люди здесь. И поскольку поспешили приехать как можно скорее, значит, крайне обеспокоены. Да и выражение лиц одинаково: мальчишки, стянувшие яблоки из сада викария.
– Доброе утро, джентльмены. Я доволен, что лорд Гримсби поторопился вас призвать.
– Да, – кивнул лорд Гримсби, не поднимаясь.
Судя по тону, настроение у него – хуже некуда. Что же, он имеет право сердиться, поскольку целую неделю пришлось обходиться без двух конюхов.
– Прежде всего, милорд, позвольте сообщить, что Киндред жив и здоров, по крайней мере на этот момент.
– Киндред, говорите? Я уволил его несколько месяцев назад и не знаю, на кого он работает сейчас. Но только не на меня. Послушайте, Джейсон…
– Приветствую вас, Чарлз, – улыбнулся Джейсон. – Элджин. Вижу, все вы озабочены каким-то предприятием.
– Могу я спросить, что вытворяет ваша жена с беднягой Киндредом? – выпалил Грандисон.
– Готовит его к долгому путешествию в Ботани-Бей.
– Ботани-Бей? Что за вздор!
– Туда ему и дорога, – буркнул Элджин, – раз уж глупый негодяй дал себя поймать!
– Не считаете, что Ботани-Бей – это крайняя мера? – не унимался Грандисон.
Джейсон молча улыбнулся.
– Вы приехали сюда, чтобы угрожать моему бывшему конюху отправкой в Ботани-Бей? Скатертью дорога. Киндред всегда был смутьяном. Поэтому я и уволил его. Больше нам не о чем говорить, так что пора распрощаться.
– О нет.
Лорд Гримсби сжал кулаки, но постарался взять себя в руки.
– Что вам нужно, Джейсон? Почему вы хотели встретиться с нами? Чертовски нагло, мальчик, чертовски нагло с вашей стороны! Олифант не должен был вас впускать. Проклятый болван!
– Я запугал его, милорд.
– Это невозможно. Старая развалина почти ничего не видит и не слышит. Так что его не запугаешь.
– Но, Джейсон, поймите, – заметил Чарлз, лениво пожимая плечами, – нельзя же отправлять человека в ссылку только потому, что он якобы собирался стрелять на скачках. Все обсуждали случившееся, и все считают, что вам необходимо отыскать того парня, который ранил жокея, а бедняга Киндред тут ни при чем…
– Собственно говоря, я счастлив сообщить вам, что действительно поймал человека, пустившего пулю в моего жокея, – снова улыбнулся Джейсон. – Поттер посылает вам привет и наилучшие пожелания, милорд Гримсби. В данный момент он не слишком счастлив, поскольку Киндред поведал ему, каким будет наказание. Судя по словам жены, оно займет не менее четырех часов.
– Поттер? Это ничтожество? Он не знает ничего, Джейсон, абсолютно ничего.
– Мои люди нашли его там, где указал Киндред, – в коттедже брата, в Кренстоне, до смерти перепуганного. Он и Киндред признались, что получили указания от вас, милорд. Правда, клянутся, что вы не велели им убивать лошадь или жокея, просто вывести из строя возможного победителя, любого, кто обгонит Фонарщика.
Чарлз буквально взвился в воздух:
– Значит, случись что, ваши громилы стреляли бы в моего Ганимеда?
– Чепуха, Чарлз. Садитесь. Джейсон просто пытается нас стравить.
– Да, Чарлз, если бы Ганимед вырвался вперед, думаю, либо он, либо ваш жокей получили бы заряд свинца.
– Это ложь! Элджин, скажите ему, что это ложь!
– Это ложь, Чарлз. Поймите, если верить всему, что говорит этот тип, значит, и Брут оказался бы в опасности. Дядя никогда не стал бы калечить лошадь, принадлежащую моей невесте, наследнице мистера Блейстока.
– А я полагаю, что лорд Гримсби подстрелил бы любого, помешавшего Фонарщику выиграть. Чарлз, вы вольны верить всему, что вам говорят.
– Как вы смеете, Джейсон! – взорвался лорд Гримсби – Это скачки! На скачках можно вытворять все, что угодно! Любые проделки! Это просто часть игры.
– Неужели? А вот я вне себя от бешенства при мысли о том, что кто-то способен повредить моему коню, – сухо возразил Чарлз. – Вы знаете мою репутацию, милорд. Нужно быть последним идиотом, чтобы не бояться кары, которую я навлеку на голову каждого, повторяю, каждого, кто осмелится покалечить моих лошадей.
– Конечно, я помню об этом. Не настолько я глуп. Поэтому и говорю: все это вздор. Кроме того, вы совсем другой, Чарлз, и все воспринимаете серьезно.
– В таком случае, Чарлз, вы должны наказать Джейсона, – вставил Элджин. – Что ни говори, а его жокей выбил вашего из седла.
– Совершенно верно, Чарлз. Мне ожидать от вас визита?
– Нет, – буркнул Чарлз.
– Вот и прекрасно, тем более что ваш жокей начал первым, – напомнил Джейсон и снова обратился к лорду Гримсби: – Милорд, а что, если бы кто-то из владельцев других лошадей ранил Фонарщика?
– Я бы прикончил подлеца.
– Вот именно, – подтвердил Чарлз, поднося к губам чашку с чаем.
– Черт возьми, мальчик, какая теперь разница. Поймите, это была всего лишь царапина, не больше и не меньше. И Ловкач все-таки выиграл скачку.
– Хотите, чтобы я объяснил своему жокею, что пулевое ранение всего лишь добавляет пикантности к происходящему и красок к его скаковому костюму?
– Небольшая дырка в мякоти, только и всего, – фыркнул Элджин Слоун.
– Неужели? Но откуда вам это знать?
– Все отсюда до Лондона это знают. Мистер Блейсток был весьма расстроен, ему хотелось бы, чтобы стрелок целился более метко и хотя бы сбил вашего жокея с чертова Ловкача, и тогда бы его Брут победил.
Чарлз сочувственно поцокал языком.
– Но победил бы Ганимед, если бы жокей Джейсона не сбил моего на землю. Нет, Элджин, Брут не победил бы, сколько бы коней ни перекусал по пути к финишу. Признаю, замысел интересен, но не находит ли его Блейсток несколько непредсказуемым? Я все гадаю, сэр, победил бы Фонарщик Ганимеда в честной скачке. Весьма сомневаюсь, хотя Фонарщик – прекрасное животное. И если бы между Ганимедом и Ловкачом велся честный поединок, уверен, что Ганимед взял бы приз.
– Но Ловкач бежал честно, – заметил Джейсон. – У Лори ушло время на то, чтобы сбить вашего жокея. Жаль, что так получилось, но, сами знаете, не Лори в этом виноват. Все эти выходки отвлекают лошадей и жокеев. Теряется время. Я всегда считал, что лучше позволить лошадям бежать без постороннего вмешательства.
– Такого никогда не будет, – предрек лорд Гримсби. – Даже через тысячу лет. Жокеи любят орудовать хлыстами, пинать противника, теснить лошадью, пока он не упадет. Лошади тоже коварны, это их прирожденное качество. Мистер Блейсток рассказывал, что Брут кусается едва ли не с первых дней. Лошадям было бы скучно просто скакать к финишу без всякой драки. Тогда они не бежали бы в полную силу. Им необходимы развлечения.