Выбрать главу

— Перестань.

— Нет. Не перестану.

Я подхожу к ней ближе. Чувствую, что моя рука в крови: все же я сбил кожу на костяшках, но это и неважно.

— Знаешь почему не перестану? Мне интересно, почему ты ушла? К нему спешила? — она мотает головой.

— Это не имеет значения.

Отталкивает меня и идет к двери, а я бросаю ей вслед:

— Беги, но от себя все равно не убежишь.

=Скрытые мотивы

Яна

Он сказал вслед слова, которые и так вертятся у меня в голове. Я не могу их выбросить и забыть о них.

Они меня преследуют.

Врываются в сознание и крутятся как шестеренки у часов. С завидной регулярностью и качеством швейцарского механизма.

Мне физически сложно находиться на этом празднике под руку с Вадимом, когда в паре метров стоит Максим. Я чувствую на себе его взгляд, но скрыться некуда.

Приходится вести непринужденную беседу, в ходе которой меня спрашивают:

— Как твоя работа?

Ольга — жена одного из друзей Вадима. Ее заботят шмотки, тачки, маленькие собачки и развлечения. Она, кажется, ни дня в жизни не работала и посвящала себя маникюрным салонам, парикмахерским и СПА.

Для нее я как собачка, которую показывают на выставке. Она не воспринимает меня как равную себе и явно не понимает, как я могу работать, когда вот-вот выйду замуж.

— Хорошо, — отвечаю и смотрю на нее, вижу, как она улыбается и закатывает глаза.

Отпивает из бокала шампанское и задает следующий вопрос:

— И как? Получается? — она задает вопрос, а я чувствую, как Вадим легонько впивается пальцами в мою талию, и понимаю, что простым “нормально” не отвертеться.

— Получается, — я не хочу говорить о том, чем занимаюсь, не хочу, чтобы кто-то знал о моей работе, но у меня нет выбора. — У меня свой кабинет в поликлинике, — гордо говорю я, замечая, как Ольга дергается.

— Это приносит денег? — тут же спрашивает она, и я улыбаюсь, прекрасно зная, что сказать.

— Я не гонюсь за деньгами, — говорю и замечаю, что к нам присоединилось еще несколько зевак.

Всем интересно, чем занимается будущая жена Вадима Островского.

— Для меня это хобби, а деньги… хватает на уход за собой и оплату квартиры и коммунальных. Я делаю это ради детей. Я помогаю им, прописываю лекарства. Я знаю каждого пациента, — Ольга смеется, а следом за ней еще несколько девушек и пара мужчин из тех, кто слушает.

На мгновение я теряюсь, не зная, что сказать в свою защиту. Для меня дико то, что люди могут смеяться над профессией детского врача, над болезнями и трудностями маленьких пациентов.

Мне не обидно, что смеются надо мной.

Я не понимаю, почему ржут над болезнью детей.

Никогда не понимала.

Я смотрю на Олю и мне хочется плеснуть ей шампанское в лицо. Я почти это делаю, но неожиданно слышу голос Максима:

— Вы зря смеетесь, — серьезно заявляет он, подходя ближе к нам с Вадимом. — У кого-то есть дети? — спрашивает, обводя присутствующих цепким взглядом, и я вижу, как несколько человек кивает.

У меня создается ощущение, что Максим не от мира сего. Он совершенно точно не вписывается в эту богему.

Как и я.

Он одет в светлые брюки кремового цвета и голубую рубашку с расстегнутой верхней пуговкой. Его движения не такие плавные, как у других присутствующих. Он больше резковат, чуть неаккуратен, и его это совершенно не парит.

Ему плевать, что о нем думают, как смотрят.

Он уверен в себе и знает, что привлекателен, хотя заметно, что такие собрания он не любит.

Он смотрится… по-домашнему, что ли.

Я вижу остальных мужчин. Все одеты в рубашки с высоко застегнутыми воротничками и темные брюки. Дресс-кода, как бы, нет, но наряды как на совете директоров. Это смешит, но с другой стороны я понимаю, что так правильно.

Вот в этом мире.

У меня у самой нет дорогой и стильной одежды, как у той же Ольги. Мое платье — подарок подруги. То, которое было на мне изначально — единственное, что я купила сама. Да и то пришлось копить полгода.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Максим рассказывает какой-то случай с ребенком, когда неправильно поставленный диагноз сыграл фатальную роль. Мальчика так и не смогли спасти, а родителям даже отказали в иске и материальной компенсации.

Я вижу, как все вокруг слушают его речь, и меня удивляет легкость, с которой он располагает людей к себе. Под конец монолога он делает так, что присутствующие оценивают значимость моей работы, а Оля фыркает, но все же вынуждена согласится.