Но самое страшное — их глаза. В них не было человечности. Похоть и жажда боли. Чужой боли.
Легко представить, какой они меня видят. Девчонка в белой ночной рубашке с растрепанной косой. Жалкая, потерянная, беспомощная… Одним словом — жертва.
Вот только жертвой я не была.
Я отстранилась от реальности, лихорадочно размышляя, что делать. Слова каторжников звучали фоном, почти не цепляя.
— Девонька, иди к нам!
— Иди сама, и тебе не будет больно.
— Щит все равно вскоре погаснет…
— Ничего личного малышка, но твоя жизнь — это наша свобода. Обещаю, ты не почувствуешь боли.
Трусливая мысль, что можно договориться, мелькнула и тут же исчезла. Нет, с ЭТИМИ нельзя договориться, да я и сама не хочу. Не зря прадед подобрал именно их для моего превращения в бездушную некромантку-убийцу. Пока я не убила человека, моя душа чиста.
— Ты будешь долго кричать, сладенькая. Я напишу на твоей нежной коже свое имя. Это будет красиво: красное на белом…
Еще мгновение я позволила себе понадеяться, что сплю. Затем коснулась рукояти сабли. Серебристо блеснул клинок.
Что ж, даже у солнца есть пятна…
Я вышла из-под защитного купола.
Вечность спустя я стряхнула темные капли с оружия. Вот и все. Ни царапины на теле, что в душе — неважно.
Чужое присутствие я ощутила слишком поздно — в шею больно кольнуло. В глазах потемнело.
— Держись, — шепнул голос сквозь дурман.
И я провалилась в темноту…
…Очнулась, испытывая странное ощущение повторения.
Нет, в этот раз я не замерзла и лежала на мягкой банкетке.
Просто я снова подслушала чужой разговор.
— Теперь мы должны создать идеального целителя, — возбужденно говорил лорд Горейский. — Внуки меня разочаровали: Горан — упрямый солдафон от рождения, Хельена — целительница, но боится экспериментов. Зато из самого младшего, решившего стать бытовиком, ещё можно вылепить истинного целителя, нужно только подсадить мою искру.
— Нет.
— Согласен, парень так себе кандидат в наследники, но у меня только три внука, не всем везет так, как тебе.
— Нет, Эрх, экспериментов больше не будет. Кайра будет единственной, и ты знаешь почему.
Молчание, а затем лорд Горейский тихо произнес:
— Я надеюсь, что до конца обеда ты передумаешь. Если нет, то я найду другого некроманта для ритуала, ты не единственный, кто может удержать душу.
Интуиция подсказала, что пора просыпаться.
Наигранно застонав, я приподнялась на локте.
— Пить… пожалуйста.
Чувствовала я себя прекрасно, но можно ли подобное показать? Слабых не опасаются.
Целитель молча принес чашку с отваром.
— Не тошнит? Тебе нужно поесть, — доброжелательно произнес прадед.
— Твоя правнучка в порядке, — сухо произнес целитель. — Просто нужно больше пить, а не есть.
— Спасибо, я ничего не хочу.
Я лежала на банкетке в чистом домашнем платье. Кто-то отмыл от брызг крови и переодел. Жаль, душу вымыть нельзя.
События в пещере мне не приснились, но я бросила все силы, чтобы заблокировать воспоминания. Не думать, не вспоминать…
Час спустя лорд Горейский напряженно спросил:
— Ты подумал, Рэйт? Ты со мной или наши пути расходятся?
Прадед положил на тарелку вилку и нож параллельно друг другу концами вверх, демонстрируя, что трапеза закончена.
— Я не отдам тебе свои записи, Эрх. Мы договорились, что Кайра будет единственным созданным магом. Слишком большая ответственность.
— Рэйт, ты… — Лорд Горейский прошипел несколько ругательств, которые я раньше не слышала. — Без меня у тебя бы ничего не получилось!
— Ты сказал, что хороших некромантов много, так и целителей немало. Я справился бы и без тебя, — спокойно парировал прадед. — Нам был обоим был интересен эксперимент.
— Вот и увидел я твое истинное лицо, друг, — ядовито произнес лорд Горейский и заносчиво добавил: — Мне не нужны твои записи, я вел свои.
Он поднялся со стула, переполненный гневом и разочарованием.
— Зря. Ты не сможешь ими воспользоваться.
— С чего это вдруг? — Лорд Горейский тяжело оперся о стол.
— Угадай, — прадед нехорошо усмехнулся.
Какой странный разговор… О чем он вообще? После пещеры я соображала туго.
Несколько секунд бывшие друзья буравили друг друга злыми взглядами.
Затем лорд Горейский покачнулся, с трудом удерживаясь на ногах. Удивленно посмотрев на свою чашку, прошептал:
— Что здесь?