А ведь так и есть…
Сама того не заметила, как увлекалась Эйликсом.
Шок от открытия совпал с появлением эмиссара.
Живой… Слава всем богам, живой!
Он вынырнул чуть дальше и левее от того места, где нырял. Плыл медленно, и кажется, что-то сжимал в правой руке. Как и обещал, достал камень со дна?
Вспомнился реалистичный сон, когда я спросила Эйликса, пытался ли он нырнуть до дна бездонного озера, когда учился. И он ответил «нет», подразумевая, что преспокойно это делал без всяких неудачных попыток.
Эмиссар вышел на берег. Сосредоточенный, серьезный, слегка уставший. Из его правого кулака капала черная грязь.
— Блай! — Я побежала навстречу.
Лицо мужчины преобразила солнечная улыбка.
— Я холодный и мокрый, — попытался предупредить он.
— Плевать!
Я все равно вцепилась в широкие плечи. Вцепилась отчаянно, с силой.
А ведь я могла его больше не увидеть, могла потерять, не обретя…
Прижавшись щекой к ледяной груди, я слушала как быстро, сильно бьется чужое сердце.
— Ты впервые назвала меня по имени, — произнес он тихо.
А ведь, правда, назвала — и не заметила.
— Блай, — повторила осознанно, смакуя каждую букву короткого имени, и чуть отстранилась, чтобы видеть реакцию.
Глаза моего эмиссара сверкали, сейчас напоминая ночное небо — тьма и мириады звезд в ней.
Широкая ладонь уверенно накрыла мой затылок, а прохладные губы — мой рот. Искушающе-нежное касание, знакомство. Миг на привыкание — и мягкость сменилась пьянящим напором. Настойчиво лаская, мужские губы дурманили, и я полностью растворилась в непривычных, хмельных ощущениях.
Стон. Мой стон… Как лед за шиворот на солнцепеке. У нашего поцелуя ведь есть свидетель! Я напряглась — и Блай отстранился.
Дохлый квакус… я не покраснела от стыда, нет. Я просто заполыхала, как пламя магического костра.
Рука эмиссара скользнула с затылка на скулу, легонько приподнимая мое лицо, не позволяя отвернуться.
— Он ушел, Кайра. Мы одни. — Такой понимающий, проникновенный взгляд, что у меня защемило сердце от невыразимой нежности. — И мы ничего плохого не делали — пусть стыдятся и завидуют те, кто решится подсматривать.
Ох, сначала успокоил, затем опять смутил!
Неловко, но стоило бы обсудить случившееся и вообще нашу ситуацию.
— Блай, я хочу поговорить о…
Он коротко, но безумно нежно поцеловал, не позволяя завершить мысль.
— Потом. Ты ведь хочешь посмотреть, что я принес?
— Грязь?
Мужчина засмеялся:
— Не только. Как и обещал, я достал камень.
Он разжал кулак, демонстрируя черный комок, из которого торчала… золотая цепочка?
Язычки тьмы прошлись по ладони кромешника, пожирая грязь и оставляя сверкающее украшение — кулон чуть больше перепелиного яйца. Багрово-черный камень в форме сердца казался живым — внутри билась алая искорка, напоминая пульс.
Минуточку… В форме сердца? Это что, утерянный артефакт?
— Это Сердце Тьмы? — спросила прямо.
Блай удивленно вскинул брови.
— Слышала о нем?
— Да, от лорда Архана.
— От лорда Трепло, — тихо, с недовольством произнес эмиссар. — Слишком много болтает для кромешника и наставника подрастающего поколения.
Разве я не заслужила доверия? И уж точно я не собиралась передавать услышанное дальше, да и связывающая клятва не позволит.
— Не обижайся, все секреты школы я предпочел бы раскрыть своей невесте лично. — Блай нежно поцеловал меня в висок, невинной лаской вновь сбивая сердечный ритм.
Чудом собравшись с мыслями, с намеком произнесла:
— Еще лорд Архан сказал, что якобы из-за тебя исчез один учебный корпус и почти все артефакты ордена.
Готов раскрыть все секреты? Пускай начинает, с удовольствием послушаю!
— Я спрятал только школьные артефакты, — поправил эмиссар. — Я не мог их оставить — в то время было сложно понять, кому можно доверить столь могущественные предметы.
— Почему? Что вообще тогда произошло?
— Я и сам не все знаю, Кайра, — посерьезнел Блай. — Кто-то подогревал недовольство аристократической части ордена, и одновременно организовывал покушение за покушением на кронпринца. Часть старшекурсников моей школы оказалась тоже замешана в восстании, их отравили идеей, о которой я тебе уже говорил. Идеей вседозволенности: кромешники проливают свою кровь за обычных людей, значит, те должны подчиняться защитникам, терпеть притеснения.
Блай рассказывал с горечью, которую не сгладили годы сна. И я не сумела справиться с эмоциями — выказала сочувствие, погладив его по обнаженному плечу. Не удержалась, хоть и слышала, что мужчин нельзя жалеть — они возмущаются.