- А по-моему, без искушения лучше не будет, - заметила Гвендолин. - Я, не хочу, чтобы вы проявляли ко мне равнодушие.
- Тебе же было бы лучше.
Дориан не шевельнулся, но его хриплый голос и сверкающие глаза буквально давили на нее.
Гвендолин напомнила себе, что Всемогущий создавал всяческие препятствия на ее пути с самого ее рождения, неоднократно сталкивал с мужчинами, которые хотели напугать или унизить ее. Поэтому она достаточно опытна, чтобы справиться с графом.
- Я знаю, что являюсь для вас ужасной обузой, - сказала Гвендолин. Догадываюсь, что вы чувствуете себя загнанным в угол, понимаю ваше презрение к своим.., мужским порывам, которые заставляют вас действовать вопреки логике. Но посмотрите на это с другой точки зрения. Ведь отсутствие подобных желаний связано с потерей здоровья и силы. - Заметив его мимолетное удивление, она продолжала настаивать:
- Вы должны видеть в своих животных инстинктах положительный симптом.
Это означает, что вы еще не так больны, как думаете.
- Напротив, - возразил Дориан, - я оказался в худшем положении, чем думал.
Он посмотрел на вырез ее платья, и Гвендолин стало жарко. Услышав шорох и опустив глаза, она увидела в руке графа скомканный лист. , - Не имеет значения, что я буду подписывать. Ничто теперь не имеет значения. Дориан отшвырнул документ, подошел ближе и обнял ее за плечи. - Красивый малый, говоришь? Хочешь закатить истерику? Я покажу тебе истерику.
И прежде чем она смогла возразить, граф впился в ее рот.
"Она сама виновата", - убеждал себя Дориан. Не надо было так смотреть на него, стоять так близко, одурманивая его своим запахом, пьянящим, как опиум. Надо было скорее бежать, а не соблазнять его белизной своей кожи.
Он не мог противиться этой чистоте и мягкости, не мог не коснуться ее.
Дориан впивался жадным ртом в дрожащие губы и, ощущая нежный аромат, сам вздрогнул. От удовольствия или отчаяния, он не мог бы сказать.
Почему не удержался, чтобы сохранить хоть остатки разума? Он же знает всю безнадежность этой затеи: невинная девушка никогда не сможет удовлетворить его, такое не удавалось ни одной женщине, даже самой опытной.
Но Дориан лишь крепче прижал девушку к себе, упиваясь теплом юного тела и неумелыми движениями невинных губ.
Он почувствовал, как Гвендолин вздрогнула, и все-таки не остановился.., продолжал исследовать языком тайники ее рта.., женские тайны, которые обещают так много...
Одурманенный близостью, запахом, прикосновениями, он погрузился в темноту. Гладил ее спину, чувствуя, как она вздрагивает, слыша шелест платья под его пальцами. А затем пропал окончательно, потому что Гвендолин ответила на ласки, словно делала это уже много раз, словно всегда принадлежала ему.
Тепло.., мягкость.., изгибы тела под шелком.., запах женщины.., ее кожа...
Дориан провел губами по бархатистой щеке, и Гвендолин вздохнула. Этот тихий вздох мгновенно воспламенил его. Пальцы сразу нащупали застежку...
- Если вы таким образом пытаетесь напугать меня, - донесся до него приглушенный голос, - то выбрали неверный путь.
Он замер и, подняв голову, взглянул на девушку. Открытые, но еще подернутые легкой дымкой зеленые глаза изучающе смотрели на него.
- У меня был приступ безумия, - сказал Дориан, зная, что его охрипший голос свидетельствует об обратном.
Кудрявые рыжие пряди выбились из замысловатой прически и в беспорядке падали на плечи, обрамляя раскрасневшееся лицо. Платье измялось.
Оступив назад, Дориан глядел на свои руки и боялся даже подумать, где бы они сейчас были и что бы он мог ими сделать с невинным, но страстным ребенком.
- Ты в своем уме? - гневно спросил он. - Почему не остановила меня? Разве ты не понимала, что я мог сделать?
Гвендолин одернула платье.
- Отлично понимала. Я прекрасно знаю, откуда берутся дети, как я и сказала маме, но она сочла материнским долгом объяснить мне все подробнее, - усмехнулась девушка, поправляя корсаж. - Признаюсь, она действительно сообщила несколько деталей, о которых я не подозревала, а Женевьева еще больше расширила мой кругозор.
Все не так просто, как я думала. Однако это не означает, милорд, что я отказываюсь от ваших уроков. Говорить о поцелуях - одно, а целоваться совсем другое. На что вы смотрите? - Гвендолин оглядела себя, затем повернулась к Дориану спиной. - Пуговицы все застегнуты?
- Да!
"И слава Богу", - добавил он про себя.
Гвендолин улыбнулась. Рот у нее большой, он уже заметил это.., и попробовал на вкус каждый его дюйм...
Дориан не помнил, чтобы она до этого улыбалась, иначе бы никогда не забыл нежного и сладостного изгиба губ, сулящего наслаждение.
Он не знал, как этому сопротивляться, как бороться с ней.., и с самим собой. Не знал, как прогнать эту девушку, если больше всего на свете желал держать ее крепко-крепко.
Похоже, он ничего не знал.
Документ, который он должен подписать по известным причинам, заставил его вспомнить то, о чем ему хотелось забыть. Он пришел, чтобы испугать Гвендолин ради ее безопасности.., и собственного спокойствия. Когда-то он наводил страх на всех отъявленных шлюх, а теперь не смог взволновать даже невинную девушку.
Когда-то мог. В прошедшем времени...
До того, как начались головные боли. До того, как болезнь заявила о себе.
Дориана охватила паника: связь между волей и действием, между телом и духом уже разрушена. Внешне он оставался сильным и здоровым, но распадающийся мозг лишил его силы воли.
Дориан отвернулся, чтобы Гвендолин не заметила его отчаяния. Он, конечно, справится. Просто все случилось так неожиданно.
- Ронсли, - сказала она, трогая Дориана за плечо.
Ему хотелось стряхнуть эту руку, но он не мог. Как не мог забыть о присутствии Гвендолин. Ее вкус еще оставался у него на губах, а ее запах продолжал дразнить его. Он вспомнил мягкий взгляд прекрасных глаз, улыбку.., обещание тепла. А он был холодным, промерзшим до глубины души.
Слишком эгоистичным и слабым, чтобы позволить ей уйти.
Дориан накрыл ладонью ее руку.
- Я не хочу возвращаться в библиотеку, выслушивать их скучные речи, читать их проклятые документы, - сказал он. - Я подписал брачный договор. Ты получишь свою больницу. Этого достаточно. Я хочу жениться. Прямо сейчас.
- Я готова, - просто ответила Гвендолин. - И была готова уже несколько часов назад.
Дориан посмотрел на нее. Она улыбалась.
Обещание тепла...
Предложив ей руку, он повел ее к дому. Ему понадобилась вся его воля, чтобы не бежать. Наступал вечер с его благословенной темнотой. Очень скоро они поженятся, уйдут в его комнату, лягут в постель. А потом... Да поможет им Бог.
Он ввел Гвендолин в дом и поспешил в библиотеку, из полуоткрытой двери которой в темный коридор падала узкая полоска света.
Дориан обернулся, чтобы сказать невесте.., и краем глаза заметил их тоненькие, но отчетливые зигзаги...
Он моргнул, однако видение не исчезло, дьявольски извиваясь на самом краю поля зрения.
Дориан крепко зажмурился, потом открыл глаза, но зигзаги оказались на месте - неотвратимые и беспощадные.
Нет! Не сейчас! Он попытался отогнать их, хотя знал, что это бесполезно.
Они поблескивали, напоминая: "Скоро, очень скоро".
Глава 4
- Это твоя вина! - кричал на Хоскинса доктор Нибонс. - Я же говорил, что мой пациент не вынесет такой нагрузки. Я говорил, что его надо оберегать от любого нервного возбуждения. Никаких газет, никаких посетителей. Ты же помнишь, как на него подействовало сообщение о трагедии в Ронсли-Холле: три приступа за неделю. И все-таки ты впустил сюда чужих людей в то время, когда он был особенно уязвим. А сейчас...