Черт побери, доктору пора бы уже приехать сюда, он бы наверняка знал, что делать. Судя по его репутации, он талантливый опытный врач и заставил бы ее смотреть на вещи реально.
- Ты плохо себя чувствуешь, - продолжал Дориан. - Плохо ешь, плохо спишь, устала.., и ведешь себя неразумно. Вчера ты дулась почти два часа, потому что ужин тебе показался "пресным".
- Она должна была положить специи. - Гвендолин нахмурилась и сжала кулаки. - Я послала за ними в Лондон и объяснила кухарке.., про флегму, пищеварение, вывод лишней жидкости.., а она выслушала и приготовила пюре.
Дориан вздохнул. Хоскинс уже разговаривал с кухаркой, и та сказала, что острые блюда вызывают у ее светлости несварение желудка, отчего миледи не спит по ночам.
Всем известно, что специи горячат кровь.
- Кухарка беспокоилась о тебе, - примирительно сказал Дориан. - Мы все о тебе беспокоимся.
- О, замечательно! Я близка к решению медицинской загадки, а никто не хочет мне помогать... Они вбили в свои тупые головы, что им надо беспокоиться. - Гвендолин подошла к столу. - Будь я мужчиной, все бы говорили, что я слишком увлеклась работой. Но поскольку я женщина, то это всего лишь фантазии и мне надо охладить кровь. Охладить! - Она стукнула кулаком по столу. - Что за примитивные, средневековые представления. Удивительно, что я вообще способна думать в такой атмосфере глупости и ненужных тревог. А я и без того не могу сосредоточиться в моем состоя... Она быстро направилась к двери, объясняя на ходу:
- Мне нужен свежий воздух.
Но Дориан оказался у двери раньше и загородил ей дорогу.
- Гвен, там же идет дождь. А ты... - Он замолчал и нахмурился. Лицо у нее пылало, она тяжело дышала, как будто пробежала целую милю и... - Твое платье село после стирки. - Удивительно, как ты еще можешь дышать.
- Ничего удивительного, - сказала она, глядя в пол. - Все женщины в нашей семье быстро полнеют.
Я.., беременна.
- О! - Дориан прислонился к косяку. - Понимаю. Да. Конечно.
Комната вдруг потемнела, закружилась, в желудке возникла какая-то тяжесть, глаза болели, в горле запершило, а сердце превратилось в снежный ком.
- Нет! - вскрикнула Гвендолин. - Не смей и думать сейчас о приступе!
Она бросилась к мужу, и тот инстинктивно обнял ее.
- Я счастлива. - Гвендолин прижалась головой к его ноющей груди. - Я хочу нашего ребенка. И я хочу. чтобы ты был здесь.
- О, Гвен.
- Это возможно. Еще только семь месяцев. - 0м слабо улыбнулась. - Я же не слониха, которой требуется больше двадцати месяцев.
Дориан выдавил хриплый смешок:
- Оказывается, у нас есть и кое-какое преимущество. Хвала Господу, что ты не слониха.
- Скоро я буду на нее похожа. Ты ведь не захочешь пропустить такое зрелище?
- Разумеется, нет, дорогая, - ответил Дориан, запуская пальцы в густые кудри жены. - Искушение слишком велико.
- Надеюсь. По мнению доктора Эвершема, настроение больного может существенно влиять на лечение. - Ее голос обрел прежнюю уверенность. - Мне не стоило так долго молчать, но первые недели беременности еще не дают окончательной гарантии, и я не хотела манить тебя пустыми надеждами. Предосторожность, конечно, излишняя, ведь у женщин в нашей семье практически не бывает выкидышей.
"Еще семь месяцев", - подумал Дориан. Ему определили меньший срок, а они прожили с Гвендолин уже два месяца.
Однако его состояние намного лучше, чем у матери.
Зрительные химеры не превратились в демонов, настроение довольно ровное. Никаких приступов черной меланхолии или необоснованных вспышек ярости и веселья. Только неистовый восторг при занятиях любовью, минуты спокойных раздумий и удовольствие от совместной работы с женой.
Согласно отчету Борсона, мать до конца не теряла способности говорить. Лишившись разума и живя в своем фантастическом мире, она продолжала разговаривать... иногда весьма хитро. Может, она не погрузилась бы в тот фантастический ад, если бы реальный мир предложил ей понимание, радость, ощущение того, что ты нужен и приносишь кому-то пользу. Возможно, она и жила бы дольше и умерла бы спокойнее.
"Еще несколько месяцев", - говорил себе Дориан.
Слишком долго. А как бы хотелось увидеть своего ребенка. Но все-таки он подарит Гвендолин малыша, который утешит ее и избавит от несколько сентиментального желания оплакивать мужа.
Тем не менее ее решение остаться здесь было плохим знаком. Гвендолин должна начать новую жизнь в новом месте, подальше от грустных воспоминаний. Ладно, когда приедет Эвершем, он уж направит свою ученицу на путь истинный.
Дориан крепко прижал к себе жену.
- Я постараюсь думать только о хорошем, - пообещал он.
- И поговори с кухаркой, - пробормотала Гвендолин где-то в области его воротника. - Напомни ей, кто в доме врач. Я велела приготовить к ужину карри.., и поострее.
- Да, ворчунья. - Он поцеловал ее в волосы. - Но сначала посмотрим, что может сделать доктор Дориан, чтобы поднять тебе настроение.
Глава 7
За прошедшие десять дней Гвендолин не раз вспоминала тот разговор и методы, которые использовал муж, чтобы ее развеселить. Их он применял каждый день: поцелуями и ласками прогоняя раздражение жены, вознося ее сильными руками на небеса и даря неземное блаженство.
И сейчас в приемной доктора Нибонса она тоже вспоминала те чудесные мгновения, пытаясь сохранить хладнокровие, чтобы ненароком не обидеть врача, может, даже смертельно.
Это же не первое столкновение с медиками, а Дориан важнее, чем ее гордость.
- Я только хотела узнать, - примирительным тоном начала она, насколько точно эти документы отражают причину болезни миссис Камойз.
Нибонс нахмурился, глядя на результаты вскрытия:
- В подобных случаях нельзя говорить о точности.
Диагноз обычно ставится на основании наблюдений и истории болезни. Миссис Камойз не злоупотребляла спиртным и не увлекалась опиумом, что исключает токсическую невменяемость. Ни до, ни во время болезни у нее не было лихорадки. Если бы она ударилась обо что-то головой, как вы полагаете, их семейный врач обязательно внес бы это в историю болезни.
- Может, он не знал? - настаивала Гвендолин.
- Бадж человек компетентный и, думаю, без труда распознал бы сотрясение мозга, если бы увидел.
- Но ведь он мог и не увидеть. У миссис Камойз были любовники. Вдруг это сделал кто-то из них. Если удар оказался не очень сильным, она могла и не вспомнить о нем. Вы не разговаривали с ее горничной? Слуги часто знают больше семейных тайн, чем врачи.
Сняв очки, Нибонс потер глаза.
- Странно, что лорд Ронсли до сих пор не в смирительной рубашке, пробормотал он.
- Это и меня удивляет, иначе бы я не пришла сюда.
Ведь должно быть какое-то логическое объяснение, но я не могу его обнаружить.
- Видимо, мешают слишком буйная, я бы даже сказал, мелодраматическая фантазия и невнимание к очевидным фактам.
- Скажите мне, где я ошиблась.
Нибонс буквально швырнул ей отчет о вскрытии.
- Предположим, леди Ронсли, что ваша теория верна. Предположим, что болезнь миссис Камойз явилась следствием удара по голове, полученного задолго до первых симптомов безумия, вызванного травмой. Какая разница? Вам, кажется, не приходило в голову, что сын унаследовал характер, а вместе с ним и предрасположенность к пагубному образу жизни. Вы не приняли в расчет дегенеративную мораль вашего пациента, его иррациональное поведение и дикарскую внешность. Для нас не имеет значения, каким образом возникло начальное поражение, раз эти симптомы явно указывают на прогрессирующий распад личности.