Она подняла фонарь:
— Лапушка!
Послышался тонкий мышиный писк, короткая возня, и вот из-за бочки сверкнули золотистые глаза. Лапа снова тявкнул — и уже со всех ног бежал к хозяйке, запрыгнул прямо на руки. Джулия прижала его к себе, буквально чувствуя, как тает сердце от касания к теплой мягкой шерстке:
— Ну, мы же договаривались, не сегодня!
Лапа умно взглянул и повел огромными ушами. Тявкнул в ответ. Джулия не сдержала улыбки и прижала его к себе еще сильнее:
— Пойдем, горе мое!
Она развернулась и пошла обратно, низко неся фонарь, чтобы не слепило зверька. Из приоткрытой двери доносился разговор. Джулия инстинктивно прислушалась
— …словно на похоронах.
— Перестань!
— Сеньора Марена, сказывают, до сих пор вся в слезах. И никак не уймется. Тоже мне, горюшко — одного знатного жениха на другого поменять.
Джулия почесала Лапу между ушами, чтобы зверек затих, и осторожно заглянула в кладовую. Две молоденькие служанки сливали из огромной бочки масло в глиняные кувшины. Одну она узнала — Наталина, кухонная девушка. Худая, светловолосая, с чересчур маленьким вздернутым носом и быстрыми злыми глазками. Вторую, краснощекую и круглолицую, Джулия знала только в лицо. Та толкнула Наталину локтем:
— Молчала бы ты, бессовестная! Уж глянула бы я на тебя, если бы тебя за чудовище просватали! А мне жалко сеньору. Так жалко, что сердце екает. Как представлю ее, бедненькую, в его черных лапищах — кровь стынет. Не пара он нашей сеньоре. Не знаю, куда Господь смотрит. Говорят, ничем он не лучше своего отца. А, может, и хуже. А тот, сказывают, от людей один пепел оставлял, если что не по нраву. Как же ей, миленькой, не убиваться?
Наталина пожала плечами:
— Да люди много что сказывают. Альфи — далеко, а со страху чего не наплетут.
Товарка скривилась:
— Ой, много ты знаешь! За стены Лимоза и нос свой не совала, а все туда — рассуждать, да господ судить. — Она кивнула на кувшин, который наполняла Наталина: — Глядела бы лучше, вон, перелилось!
Наталина отставила кувшин на каменный уступ и уперла кулаки в бока:
— Да господа твои, дура ты распроклятая, такие же люди, как и прочие. Знаю я, от чего так убивается твоя святая сеньора Марена. От того, что терпежу не хватило свадьбы с первым женишком дождаться. Даже и ума не приложу, как теперь выкрутится... Я-то видела, как наша сеньора…
Лапушка, чувствуя напряжение хозяйки, тихо зарычал. Слушать дальше не имело смысла, и Джулия решительно шагнула в кладовую. Служанки побледнели, быстро переглянулись. Наталина попятилась, опрокинула полный кувшин, и масло натекало глянцевой лужей.
Джулия отвесила мерзавке звонкую пощечину:
— Растяпа. — Она кивнула второй: — Вышла вон. Посмеешь сплетни повторять — узнаю. Брату расскажу.
Девушка низко поклонилась:
— Никогда, сеньора… — и юркнула в дверь.
Было слышно, как в коридоре затихают торопливые шаги.
Джулия поставила фонарь на уступ, посмотрела в лицо Наталины:
— Так что ты видела?
Та нервно покачала головой:
— Ничего, сеньора! Клянусь, ничего!
Джулия ухватила ее за руку повыше локтя:
— А ну! Говори!
Служанка разревелась, но эти слезы не тронули. Она хлюпнула носом:
— Видела, как второго дня сеньор Марки ночью под окно сеньоры Марены приходил.
— Дальше!
— Дальше — ничего. Безликим богом клянусь! Больше ничего!
Джулия тряхнула служанку:
— Кому еще вздор говорила?
Та качала головой, бухнулась в ноги:
— Никому! Жизнью клянусь, сеньора Джулия! Никому не говорила! И не скажу! Пусть язык отсохнет, если лгу! Глупая я! Глупая! Только не прогоняйте, сеньора!
Джулия убрала руку, преодолевая инстинктивное желание вытереть ее о платье:
— Если услышу хоть одну сплетню — буду знать, откуда она. Тогда сама передам тирану Альфи все, что ты тут говорила. И посмотрим: испепелит он тебя, или врут люди.
Наталина побледнела еще больше:
— Никогда! Никогда, сеньора! — она ухватила подол и принялась целовать ткань. — Никогда!
— Выйди вон! Приведи себя в порядок!
Наталина с трудом поднялась. В свете фонаря было видно, что ее шерстяная юбка залита маслом. Попятилась, непрерывно кланяясь, и выскочила в коридор.
Джулия прижала к себе Лапушку, чувствуя, как теплый зверек завозился от слишком крепкого объятия. Крутанулся, вытянул передние лапки ей на грудь
— Лапа, миленький… — Джулия прижалась губами к шелковистому лбу любимца. — Пусть Безликий бог отведет беду, но… что-то будет…