Джулия лишь кивнула — даже не сомневалась, что так и есть. Тираниха изо всех сил пытается сделать из собственной дочери дрессированного щенка.
— Спасибо, Софина. Передай своей госпоже мою благодарность. Ты можешь идти.
Та недоуменно нахмурилась:
— Разве я больше не нужна?
— Сегодня — нет. Зайди утром. И затуши в покоях свечи. — Джулия взяла полотно, забрала на руки Лапушку и направилась к двери.
Софина окликнула:
— Сеньора, можно задать вопрос?
Джулия повернулась:
— Какой?
Девчушка смущенно улыбнулась:
— Как прозывается ваш зверь?
— Призрачная лиса.
— Почему призрачная?
Джулия пожала плечами:
— Не знаю… Так сказал один священник, который оставался в нашем доме на ночлег. Наверное, из-за шерсти. Она немного светится в темноте. Будто он призрак. — Джулия тронула дверь: — Не забудь о свечах и возвращайся к своей госпоже.
Когда Джулия вернулась в покои Фацио, Мерригар был еще там. В комнате Дженарро ядрено пахло аптечными зельями. Едва не разъедало глаза. Лапушка вновь забеспокоился и вырывался изо всех сил. Джулия встала в дверях:
— Маэстро Мерригар, как он?
Лекарь, сидящий перед Дженарро на табурете, устало повернулся:
— Во имя всего святого, сеньора, что здесь произошло?
Глава 47
Джулия тихонько вошла в комнату. Лапушка повел огромными ушами, приподнял острую мордочку и снова улегся, уткнувшись носом в плечо Фацио. Джулия не стала его отгонять — так спокойнее, когда он на виду. Фацио сейчас совсем не до Лапы, едва ли он станет возражать.
Джулия подошла к кровати, чувствуя, как заходится сердце. Фацио лежал недвижимо и, казалось, не дышал. Она тронула его прохладную руку, прислушалась к дыханию — едва-едва. Джулия пододвинула к кровати стул, сменила догорающую свечу — благо связка, обернутая холстиной, небрежно валялась тут же на сундуке. Опустилась на стул, вновь взяла Фацио за руку и принялась считать, прикрыв глаза, как он и наставлял. Медленнее, чем он велел. Двадцать… сорок… семьдесят… Усталость и тяжесть накатили почти молниеносно, но теперь это не пугало. Лишь бы помогло. Джулия сжимала безвольную руку и с ужасом понимала, что пальцы Фацио не теплеют. Она досчитала до ста, не отнимая руки, всматривалась в его спокойное лицо. Сто десять… сто двадцать… сто тридцать…
Ничего. Лишь полнейшее бессилие. Джулия положила потяжелевшую голову на кровать у его бедра, прижалась щекой к прохладным пальцам, все еще сжимала их, боясь выпустить. Смотрела на стену, в одну точку, сосредоточившись на колебании отблесков свечного пламени. Но если ее силы стремительно утекали, значит, Фацио их, все же, забирал. Она надеялась на это.
Джулия представилась себе такой глупой, такой никчемной. Она потеряла столько драгоценного времени! На преступное ожидание и разговор с тиранихой, на это проклятое… платье! Будто все это было важно! На разговор с лекарем. В тот миг, когда она отобрала сумку, представлялась сама себе очень находчивой. На деле же оказалась глупой и безответственной. Нужно было ослушаться, позвать к Фацио Мерригара. И не важно, что он был бы недоволен. Зато жив. Ему нужен врач. Врач, а не глупое бездействие! Теперь же она не могла оторвать от пола ног.
— Я помню это платье…
Джулия не сразу поняла, что услышала тихий голос. Фацио не шелохнулся, не отнял руки. Но силы больше не утекали. Стало ровно, пусто и странно-спокойно. Она попыталась встать, но Фацио погладил ее по волосам, не позволяя поднять голову:
— Не торопись… Я просил считать до ста. Не больше. Зачем ты так сделала?
Было такое ощущение, будто Джулия хлебнула пару глотков крепкого вина. В висках разливалось приятное тепло, все казалось немного нереальным, будто чудилось в красочном сне. Очень странном сне.
Джулия невольно пожала плечами:
— Не знаю. Я просто хотела помочь.
Повисла пауза. Лишь слышалось частое сопение Лапушки, и трещал скверный свечной фитиль. Неровный и сырой. Кажется, у владетеля Альфи был дрянной поставщик.
— Помочь мне? После всего, что узнала? Ведь это был твой шанс освободиться… и все еще есть, — Голос Фацио был тихий, надломленный. Слова давались ему с трудом. — Там, внизу, ты была растеряна. Но теперь? Для очистки совести ты могла досчитать до ста, как было приказано. И уйти.
Джулия с трудом поднялась, чувствуя, как глаза разъедают слезы, выпрямилась на стуле, посмотрела в его покрытое испариной лицо:
— Для очистки совести? — Слезы все же покатились по щекам. — Что же это за совесть такая, сеньор? Уйти, зная, что вы умираете?