Фацио облизал пересохшие губы:
— А как поступила бы твоя сестра?
Джулия подняла голову:
— Я — не моя сестра, сеньор. Я — Джулия Ромозо. Такая, какая есть. И я не могу смотреть, как вы умираете. Я не хочу на это смотреть! Вы слышите? Не хочу! И не буду! — Она из последних сил вскочила на ноги, чувствуя головокружение: — Я немедля иду за Мерригаром. Зря я вас послушала!
Фацио рывком подался вперед и схватил ее за руку. Тут же скривился от боли и опустился на подушки. Какое-то время шумно дышал сквозь стиснутые зубы, не выпуская ее руки. На его высоком лбу выступили крупные капли пота:
— Нет… Нельзя Мерригара. — Он с усилием приподнялся и поднес пальцы Джулии к своим губам: — Я оскорбил тебя, Джулия Ромазо… И я прошу меня простить.
Она порывисто присела на кровать:
— Но как вас вылечить? Вам нужны мои силы? Берите все, оставьте мне лишь немного. — Она вцепилась в его ладонь обеими руками, сжала.
Фацио лишь вновь поднес ее пальцы к губам, прожигая черными глазами:
— Я прощен?
Она даже растерялась от этой глупости, едва не покраснела:
— Да будет вам!
— Я прощен?
Джулия опустила голову:
— Вы прощены, сеньор. Только скажите, что мне делать? Забирайте все.
Он тяжело покачал головой, отпустил ее руку:
— Это лишь временная мера, Джулия. Лишь краткосрочно возвращает силы, но эти раны не залечит.
— Что залечит?
Фацио криво усмехнулся:
— То же, что и раны Дженарро. Как он? Что сказал лекарь?
Джулия не совсем понимала, что только что услышала. Сидела в растерянности. Наконец, опомнилась:
— Мерригар сказал, что все будет зависеть от этой ночи. Если Дженарро ее переживет, то шансы есть. У него задета печень.
Фацио какое-то время сосредоточенно молчал, то и дело, прикрывая глаза. Ему, очевидно, становилось хуже.
— С ним твоя служанка?
Джулия покачала головой:
— Нет, с ним никого. Я попозже зайду к нему.
— Почему? Где твоя служанка?
Джулия замялась, не зная, что ответить. Наконец, пробормотала:
— Я не нашла ее… Я… торопилась.
Фацио вновь молчал, прикрыв глаза. Процедил:
— Мать?
Джулия не ответила — сейчас не время и не место обсуждать тираниху. Лишь спросила:
— Может, подойдет другая служанка?
Фацио едва заметно покачал головой:
— Они все подотчетны моей матери. Сейчас это совсем ни к чему.
Джулия сглотнула:
— Я справлюсь одна. Говорите, что мне нужно делать.
Сказать было гораздо проще, чем сделать. Джулия никогда не врачевала и не знала иных рецептов, кроме как приложить к больной голове капустный лист. И, тем более, не промывала раны и не штопала по живому живого человека, словно фаршированного гуся.
Она разрезала рубашку Фацио, стащила с плеч вместе с курткой. Лапушка сосредоточенно наблюдал за происходящим, лишь забрался подальше, в самое изголовье кровати. Фацио видел его, но не сказал ни единого слова.
Джулия налила воды из кувшина в тазик для бритья, оторвала полосу полотна, обмыла окровавленную грудь Фацио, которую рассекали три чудовищные ровные полосы. Она заметила и другие, едва зарубцевавшиеся розовые шрамы. Какие-то бледнее, какие-то ярче. Но в сравнении со свежими все они казались обычными крошечными царапинами, хоть кое-где и виднелись следы шитья. Она не выдержала:
— Откуда все эти раны?
Фацио лишь стиснул зубы. Наверняка каждое касание доставляло ему невероятную боль.
— Ответьте мне! Откуда эти раны?
— Это не важно…
Джулия понимала, что спрашивать бесполезно — не ответит. Она больше не делала попыток что-то выпытать. К счастью, Фацио прекрасно знал содержимое лекарской сумки, как и последовательность, с которой нужно применять снадобья. Судя по количеству шрамов, процедура повторялась многократно. И единственный, кто, вероятно, мог ее проделывать — Дженарро.
Джулия довольно быстро обработала раны, теперь оставалось лишь зашить. Рука ходила ходуном, когда она прокаливала большую гнутую иглу на пламени свечи. Потом Джулия долго стояла, не в силах решиться. Она уже один раз сменила повязку Дженарро и видела, как Мерригар зашил его рану — отдельными стежками, завязанными на узел. Предстояло сделать то же самое. Она глохла от страха, перед глазами плыло от слез. Больше всего на свете она боялась сделать что-то не так.
Фацио видел ее нерешительность. Лишь стиснул зубы:
— Шей, как сможешь… Ну же!
Она с трудом осознавала, как шила. Зажмуривалась перед каждым стежком, потому что не могла втыкать иглу в живую плоть. Но дело шло. Лишь сердце сжималось, когда Фацио шипел сквозь стиснутые зубы и судорожно комкал в кулаках покрывало. Наконец, Джулия смазала швы белой жидкостью из склянки, наложила повязки. И отлегло от сердца — дело сделано.