— Эта книга была писана пять столетий назад для одного из моих предков. Самый полный бестиарий, который я когда-либо видел.
Она еще сильнее прижала к себе Лапу, так, что тот тихонько зарычал в знак протеста:
— Вы верите этой книге?
Фацио повел бровями:
— Порой люди любят изображать себя знатоками во всем. И чем глупее человек, тем сильнее это желание. К тому же, легко умничать о том, чего никто не знает. Я верю своим глазам.
— И что видят ваши глаза?
Он едва заметно усмехнулся:
— Будь этот зверь таким дурным, как о нем пишут, ты бы его не полюбила. Да и я, судя по всему, должен быть ему благодарен…
Разом стало легче, но сердце все еще колотилось, не могло успокоиться. В виске билась подлая мысль: если текст этой книги — глупая выдумка, то почему миниатюра настолько точна? Но Джулия не хотела озвучивать этот вопрос. Хотелось скорее перевести тему, сделать так, чтобы этой книги будто никогда не было. Но возможно ли теперь забыть прочитанное?
Джулия вновь погладила Лапу:
— Вы вставали? Носили его к Дженарро?
— Нет.
Значит, сам удрал…
— Мерригар прогнал его, когда пришел.
Фацио помрачнел:
— Как Дженарро?
Джулия ободряюще улыбнулась:
— Лекарь доволен. Сказал, что случилось невозможное чудо. Дженарро будет жить, сеньор, его рана схватилась, жар утих. Он в надежных руках. Альба присмотрит за ним лучше, чем родная мать.
Джулия почувствовала, что невольно краснеет. Надо же, какой наивной она оказалась…
— Альба? — Фацио нахмурился: — Мать вернула твою служанку?
Джулия кивнула:
— Можно и так сказать. Она вернулась с нянькой Теофилой.
Стало неловко. Первым делом стоило благодарить, для того она и осталась. Джулия присела на край постели, выпустила Лапушку:
— Я хотела благодарить вас, сеньор. За няньку. За то, что вы не вняли моему отказу.
Фацио неожиданно грустно усмехнулся:
— Вы хоть немного рады?
— Немного? — Джулия широко улыбнулась, чувствуя, что глаза невольно увлажняются. Она взяла руку Фацио и поднесла к губам, коснулась его пальцев: — Я счастлива, сеньор. Счастлива так, что сердце заходится. А когда вы поправитесь, я стану совсем счастливой.
Он колко посмотрел на нее, лицо переменилось, стало хмурым и жестким. Фацио отнял руку и отвернулся:
— Я не заставляю тебя это говорить.
Джулия склонилась к нему, стараясь заглянуть в лицо:
— А меня не нужно заставлять. Я говорю это потому, что хочу сказать. Я так чувствую. Я благодарна вам. Это от сердца.
С Фацио происходило что-то странное. Вместо того, чтобы разделить эту искреннюю радость, он мрачнел, как грозовая туча. Что Джулия сделала не так? Или он все же недоволен, что она касалась этой проклятой книги?
— Я не хочу задерживать тебя больше, чем нужно. Лишь одна просьба: раны хорошо затянулись — нужно убрать швы.
— Швы? — Джулия в ужасе отшатнулась, глядя на длинные розовые рубцы на его груди.
— После того, что ты сделала вчера, это совершенный пустяк. Всего лишь разрезать и вытащить нитки. Это не сложнее, чем подпороть шов на платье. Потом можешь идти к себе, и зверя забери.
Она опустила голову:
— И когда мне теперь прийти?
— Прикажи, чтобы на закате подали ужин. И я хочу, чтобы мне сообщили, когда Дженарро придет в себя. Это все.
Выглядело так, будто Фацио ее выставлял. Джулия не выдержала:
— Вы гоните меня?
Он прикрыл глаза:
— Тебе наверняка не терпится узнать новости из дома. А ты сидишь здесь, будто привязанная.
— Но я…
— …довольно.
Джулия так и не могла понять, на что Фацио разозлился, но в одном он был прав — она хотела новостей. И сердце вновь часто забилось.
Глава 54
Джулия старалась пронесли Лапушку так, чтобы это было как можно незаметнее. Конечно, Мерригар мог уже все разболтать, да не кому-нибудь, а самой тиранихе. Пес с ней! Пес с ней! Но излишнего любопытства прислуги тоже не хотелось. Джулия вошла в свои покои, плотно закрыла дверь и направилась в спальню, где оставила няньку.
Теофила сидела перед накрытым столом, развалившись на стуле, обливалась потом и обмахивалась концом своего покрывала. Она ничего не слышала. Знакомые подсвечники из Лимоза, кувшин со стеклом, корзинка для рукоделия, плетеная из серебряного крученого прута. У стены стоял высокий резной лакированный комод с ящичками, любимые стулья с атласными желтыми подушечками и маленький ореховый столик. Как странно было видеть здесь свои вещи… Они казались инородными, призрачными, будто Джулия застряла где-то между сном и реальностью. Но именно сейчас накатило странное неумолимое осознание, что теперь это ее дом. Ее, ничуть не меньше, чем тиранихи.