Чтобы не делать свою печаль бестолковой, я запела колыбельную, прощаясь со всем, что было мне знакомо.
Я прощалась с улицами города, прощалась с полями за его пределами, прощалась с пчелами, скачущими с цветка на цветок. Я запечатывала свою печаль под замочек, пряча сундучок с чувствами в самом темном уголке души.
Я пела, и крылья на ткани распускались все ярче, все красивее, делая птицу живой и необыкновенно сказочной. Я пела и даже не знала, что все это время на меня пристально смотрят.
Глава 8
Демон сидел в соседней комнате и рассматривал девушку, удобно расположившись на полу, согнув ноги в коленях.
Его век заточения проходил в медитациях, помогая выжидать следующих жертв, не умирая от скуки. Но сегодня он выбрал не обычное для себя место в самой высокой башне пещер, а наблюдая за девчонкой, что с горящими глазами раскладывала вокруг себя цветные нитки.
Она была как на ладони, ведь в этой крепости все будет так, как захочет он сам, и стена услужливо растаяла, позволяя следить за своей пленницей, словно через стекло.
Странная девчонка.
Она выбила его из колеи своей привязкой, и Инк вновь потер шею, на которой сиял, видимый только ему словно сплетенный из огня, обруч, больше напоминающий демону ошейник. Он не сказал бы, что боль, исходящая от этой тощей смертной была чем-то невероятным, тем, что он не мог бы выдержать, но ее чувства….
Они были такие честные и сильные, что он вновь почувствовал себя живым, наполняясь давно утраченным воспоминаниями.
Она его не желала. Его! Демона соблазна и похоти, без преувеличений, самого красивого существа во всем мире! Она боялась, интересовалась и изучала, не испытывая того, что должна была испытывать!
И это раздражало.
Раздражали ее пальцы, с дрожью касающиеся его тела, раздражали смущенные глаза с влажной пленкой слез и даже та робкая улыбка, с которой девчонка рассматривала лежащие перед ней приблуды для рукоделия.
Все в ней раздражало и претило ему.
Но…. Это было интересно.
Такая живая. Каждая эмоция написана на лице и ощущавшаяся из-за привязки, никогда не фальшивила. Трусит, значит, трусит, любопытствует, значит любопытствует. Эта честность….
Он вспоминал всех, кто был до нее, тех редких невест, что преодолевали все ловушки замка, чтобы до него добраться, но не мог вспомнить лицо ни одной из них. А эта…. Она въелась в подкорку своими темными волосами, что немного запутались, зелеными глазами в которых мерцали искорки и длинными ресницами, что превращали ее в подобие олененка.
Такая… трогательная.
Она заботливо перебирала ленты тонкими пальцами и так ловко водила иголкой сквозь ткань, что Инк засмотрелся, ловя себя на мысли о наваждении. Он давно не отдавал свое внимание ничему, что происходило вокруг.
Появление невесты было для него чем-то будоражащим, но так быстро проходящим, что вновь впадая в транс на года, он ни о чем не сожалел. Но мысль оставить ее сейчас и вернуться к покорению фантомных миров наизнанку выворачивала. Оставить это любопытное создание и уйти!? Нееет!
Она слишком интересная!
С тяжелым вздохом, Инк прикрыл глаза.
Его заточению еще не пришел конец, и когда он наступит не ясно. Может еще пара сотен лет, а может и вся вечность, что для бессмертного демона очень и очень долго. Сколько еще девушек ему предстоит соблазнить, для того чтобы выбраться его на свободу?
Интересно, какая она, эта свобода? Что сейчас есть в мире, в котором его нет уже так долго? Изменились ли люди или все так же грызутся как собаки, устраивая одну войну за другой?
Какое ему дело до этого? Его свобода всегда была и будет иной, и жизнь так быстро сгорающих людей ему абсолютно безразлична…
Резко распахнув глаза, он взглядом впился в девушку, которая запела, нарушая благоговейную тишину. Ее губы, из которых лилась песня, насмерть приковывали взгляд, и даже демону это оказалось не чужда.
Он так давно не слышал голосов…
Нет, не воплей и молитв о пощаде, а чего-то другого… спокойного и тихого как эта песня. Она заплетала простые слова в рифму, но каждое отдавало такой горькой печалью, что мужчина сглотнул, пытаясь прогнать это ощущение.
Он не помнил печаль на вкус. Страх, ужас и похоть, и больше ничего. Так долго уже ничего, кроме этого. А эта печаль…. Она царапала сердце, которое не билось уже тысячи лет, оставляя на нем кровоточащие раны, душила горло до хрипоты. Такая сильная… секунда и она исчезла.
Девушка замолчала, откладывая от себя законченную работу, и долго просто смотрела на яркую птичку, вышитую на ткани. Она будто закрылась. Отгородилась стеной, запрещая себя горевать.