Призрак поплыл вперед, и я послушно двинулась за ним, осматриваясь, но вскоре мне это надоело. Нечего здесь смотреть. Стены, пол, да пыль всюду. Спертый воздух, практически непроницаемая темнота, которую разгонял только факел в руке у моего провожатого.
Остановившись у такой же двери, как и все, он открыл ее, приглашая меня войти, и отошел в сторону, чуть поклонившись. Вежливо.
Я даже немного обрадовалась. Первое приятное впечатление за все время, что я здесь, кроме еды, конечно. Она была восхитительна, лучшее, что я ела в своей жизни.
— Шшшш… — Поторопил призрак, и я заглянула в зал, из которого послышалась музыка.
Легкая мелодия, такая, какую обычно напевают детям перед темной ночью, чтобы дать им понять — они не одни. Она звучало громко, но нежно, эхом разлетаясь по просторному помещению, скудно обставленному мебелью.
Первое что я увидела — длинный стол, накрытый на двоих по разные стороны, несколько картин, стоящих прямо на полу и прикрытых полотном ткани и кресло напротив камина, в котором ярко и маняще горел огонь.
Сразу же захотелось подойти к нему и вытянуть околевшие ноги в надежде на обогрев.
Только дернувшись в сторону, я поняла, что дверь за спиной уже закрыта, и бежать мне не куда, от мужчины, что поднялся из кресла.
Глава 4
— Д-добрый вечер. — Он взглянул на меня презрительно, окатывая волной пренебрежения, и верхняя губа немного изогнулась.
— Садись.
Послушно, словно болванчик, я пошла навстречу своему тюремщику и опустилась на галантно подставленный стул, смотря ровно перед собой и опасаясь поднять глаза.
Он как-то дергано, широко шагая, направился к другому концу стола и резко сел, опуская тяжелые руки перед собой.
Постукивая сжатой в руке вилкой о стол, он молча сверлил меня взглядом, о чем-то думая, и закинув ногу на ногу, откинулся на спинку стула, отпуская столовый прибор и складывая руки на груди.
— Мне скучно.
— Сочувствую. — Буркнула себе под нос, не решаясь протянуть руку к аппетитной булочке с помадкой, лежащей в корзинке передо мной.
— Станцуй для меня. — Удивленно подняла на него глаза, не веря в то, что услышала. — Ну? Танцуй. — Повелительно махнул рукой, чтобы я поднялась со своего места.
— Я не умею танцевать.
— Меня это мало волнует. — Щелкнул пальцами, и мое тело само выпрямилось как палка прямо, больно врезаясь верхней стороной бедра о край стола, так, что посуда жалобно звякнула. — Ко мне, смертная.
Улыбка озарила его губы, и у меня мурашки вновь побежали по коже, от того, что мое тело меня не слушается, и я покорно прошагав вдоль стола, встаю рядом с ним, вздрагивая от того, как он развернулся на стуле, лицом ко мне и широко расставил ноги.
— Танцуй.
Тело само начало двигаться под какой-то только ему известный ритм, призывно покачивая бедрами и плавно водя плечами, будто умоляя рассмотреть его подробнее, откровеннее.
— Эротичнее, смертная. — Новый щелчок пальцами, и я уже снимаю с себя жилет, игриво бросая его прямо в руки мужчине, и тянусь к завязкам на вороте рубашки, медленно их растягивая.
— Уже лучше. Так ты мне больше нравишься. — Довольно, я бы сказала удовлетворённо своим поступком, улыбнулся он, вновь выпуская тот бархат в голове который я слышала. — Снимай. Хочу посмотреть на твою грудь.
В ужасе я, продолжая двигаться, пыталась уговорить свое тело не выполнять приказ, но поглаживая себя собственными ладонями, мягко скинула на пол так недавно приобретённую рубашку.
— Ко мне. — Вновь команда и меня невидимой петлёй тянет вперед, заставляя склониться к нему оказываясь буквально лицом к лицу. — Если я не могу взять тебя прямо сейчас, так как положено мужу, что мне мешает поиметь, например твой рот? — Шипит он, растеряв всю напускную игривость. — Это же не больно, так ведь? А мне послужит маленьким утешением, раз уж я не могу получить то, что заслуживаю.
— Плетей. — Вырывается у меня, и я, не успев понять, что волю над губами мне оставили, тут же оказываю сидящей на его жестких коленях, со сжатой пальцами челюстью.
— Что ты сказала? Повтори. — Сверлит, пилит взглядом, и кожа под ним пылает, так как вторая рука, достаточно своевольно съезжает по моей спине, опускаясь на ягодицу.
Хорошо хоть штаны оставили.
Как оказалось ненадолго.
— Сейчас я заставлю тебя желать меня и сделаю, что планировал изначально. А ты, маленькая глупая мошка, решившая остановить меня привязкой, горько пожалеешь об этом.