Николь опасливо взглянула вниз, и ахнула, закрыв рукой рот, глаза расширились:
— Вы… вы этим меня разорвете… — сказала сдавленно, как-то слишком по-человечески.
— Оценила! — он довольно хмыкнул. — Смирись, прими, будет легче, — волк облизал пересохшие губы, окинул жадным взглядом обнаженную вампиршу, грудь от страха вздымалась вверх, соски подпрыгивая, дразнили его, лоно, было аккуратным, маленьким. Вардан провел по половым складочкам пальцами — чистый шелк. Как у нее может быть такое тело? Почему сейчас он хотел ее так, как никого на свете. Мысли быстро ушли, вытесняемые опаляющей одержимостью. Он должен обладать этим телом, и плевать, кем она является!
Он провел членом вдоль лона, ощущения ошеломили, тело разрывало от судорог сладкого предвкушения. На лице Николь смесь паники и удивления, она открыла рот в немом вопросе, и невольное движение ее губ, было одуряюще соблазнительным. Он горел, тело пекло адским пламенем, вампирша замерла в каком-то странном оцепенении.
Вардан проник в ее глубину, они вскрикнули одновременно, странная симфония, страха, блаженства и недоумения. Бездонные глаза Николь засияли ярким золотым светом, словно в непроглядной ночи вдруг засветило яркое солнце. Вардан не мог отвести взгляда, полностью порабощенный шелковистой энергией, которая проникала внутрь, пробиралась в сознание, опутывала сердце и душу. Это было пугающе сладко, неправдоподобно приятно.
Николь внутри была прохладной, она опутывала собой его плоть, ослабляла жар, даря неизведанные ощущения. Ее глубина затягивала, заставляла двигаться, подчиняясь неведомым силам. Глаза в глаза, дыхание к дыханию, он ощущал ее боль в своем теле, он слышал ее пульс в себе, теплый прилив наслаждения заставил его тонуть в ней. И больше всего в этот миг, Вардан боялся, что кто-то протянет ему спасательный круг.
Мысли испарились, осталась лишь неведомая сила, которой он подчинялся. Он двигался интуитивно, забыв все что было до. Уже ничего не имело значения, кроме опутывающего бархата ее тела, прохладной бодрящей энергии возносящей куда-то на вершину, за грань любого восприятия.
Все вокруг расплавилось, осталась только она, Николь поглощала его, и оборотень позволял все, лишь бы и дальше изучать ее глубину. Он провел рукой по ее груди, снова подчиняясь инстинктам, ощущая сладкую прохладу в ладони, по ее телу пробежали мурашки, которые тут же эхом пробежали внутри волка.
Николь гасила его пламя, укрощала демонов, терзавших тело долгие годы. Вардан обретал себя, иного, что-то менялось в сознании, что-то толкало его продолжать, ускоряя ритм, проникать еще глубже, не прерывая зрительного контакта, вбирая в себя все золото ее глаз до капли. Бесконечная энергия опутывала их тела, как невидимыми неразрывными нитями. Судьба плела узор в их душах, стежок за стежком прожигала, клеймила, подчиняя своим законам.
Волк уже не помнил где он и кто он, была только ее манящая прохлада, то освобождение, которое он искал много лет в каждой следующей женщине и не находил. Он становился цельным, другим, продолжая принимать ее свет. В глазах появились тысячи звезд, они взрывались, заставляя ускорить ритм, приближая к пику. Он хотел пронзить ее всю, добраться до источника манящей прохлады, как путник в пустыне, он рвался к ее оазису, желая утолить испепеляющую жажду. Оргазм вырвал из горла судорожные крики, разламывая тело. Оборотень изливался, корчась в сладострастных судорогах, теряя себя, обретая что-то новое, неизведанное.
Свет в ее глазах погас, и он рухнул без сил на Николь. Они дышали в унисон, тяжело, прерывисто, уплывая в туман забытья.
Глава 21
Вардан потерял счет времени. Неизвестно сколько бы он еще лежал не двигаясь, смакуя послевкусие, если бы новоиспеченная жена, не стала скидывать его с себя. Недовольно проворчав, он вытянул член, уже готовый к повтору. Голова была как в дурмане, произошедшее казалось нереальным сном. Единственная мысль: «Нужно все повторить, хочу снова и снова!».
Волк перекинулся на бок, опустил голову, взгляд наткнулся на орган в крови. Николь же судорожно натягивала на себя одеяло.
— Ты была цел… кхм… девственницей? — быть такого не могло, но иного объяснения кровавым следам не было.
— Была… — она отвернулась к нему спиной, и закуталась с головой одеялом.
— Почему не сказала?
— Что бы это изменило? — в голосе не было злости, только растерянность.