Выбрать главу

– Вы знаете, не надо было меня нести, – сказала она. – Я прекрасно смогла бы войти сама.

– Это плохая примета, – покачал головой Йоранд. – Разве вы не знаете, что невеста в первый раз не должна сама переступать порог? А если ее перенесли, то все будет в порядке.

– Я о такой традиции ничего не слышала, – ответила Бренна. – Должно быть, это не наша традиция. А может быть, вы знаете о ней потому, что прежде переносили жену через порог? Вы ничего не вспомнили?

Нормандец нахмурился и посмотрел себе под ноги, словно искал там свою память.

– Нет, Бренна, я не вспомнил ничего.

Улыбка растянула и подняла уголки его губ. Помолчав, он сказал:

– Впервые за эти месяцы я чувствую благодарность. Все, что я хочу помнить, о чем хочу думать сегодня, – это ты!

Йоранд снова взял Бренну за руку и сплел ее пальцы со своими. Когда он опустил голову, чтобы поцеловать ее, она невольно затаила дыхание. Прежде он целовал ее, но те поцелуи были невинны. Сейчас Бренна почувствовала, что это был явно супружеский поцелуй… с возможным продолжением. Внезапно она заметила повязку на его руке. Повязка была жесткой от засохшей крови.

– Мне нужно посмотреть, иначе загноится.

Бренна старательно игнорировала уколы воображаемых булавок, которые чувствовала; прикасаясь к коже нормандца. Ее бросало то в жар, то в холод. «Всего-то дел – развязать и посмотреть», – убеждала она себя. Разнизав узелок и увидев длинный разрез на ладони, девушка не удержалась от сердитого вздоха:

– Разве отец Михаил не говорил вам просто уколоть ладонь?

Стульев в хижине не было, и нормандец сидел на краю кровати. Заглянув под кровать, Бренна достала небольшой пузырек с заживляющей пастой. Она знала, что Мойра предусмотрительно поставит его туда. Бренна показала Йоранду свою руку. На ладони была лишь небольшая треугольная ссадина.

– Видите? – показала она, намазывая свою ранку и заматывая свежей полоской ткани. – Когда заживет, не останется и следа.

Йоранд взял концы ткани и связал повязку поперек тыльной стороны ее ладони, проводя большим пальцем по суставам. Затем протянул свою руку. Бренна засуетилась, накладывая мазь и повязку.

– У вас будет иначе, – сказала Бренна, чувствуя, что еще немного, и она начнет болтать без умолку, как Мойра. – Этот шрам никогда не сойдет, если я еще помню медицину.

– Я так и хотел, – сказал Йоранд, кладя руки на талию Бренны. – Вашего хватит на год и один день. Я же клялся на всю жизнь, принцесса. С сегодняшнего дня я буду носить мой шрам, и он будет мне напоминать, что пот год мы принадлежали друг другу.

Бренна закусила губу. Значит, он боялся, что забудет «с, когда обретет свою прежнюю жизнь. Ей подумалось, что это, должно быть, очень страшно, когда не можешь доверять собственной памяти. Однако ей понравилось, что Йоранд хотел, чтобы она была его воспоминанием на всю жизнь. Глядя сверху вниз в глаза нормандца, девушка поняла, что ей не потребуется никакого символа, никакого шрама, чтобы помнить об этом человеке. Его удивительные черты лица врезались ей не только в память, ной в душу.

– Я раньше не видела этой кровати, – сказала Бренна, чтобы хоть как-то отвлечься, отвести взгляд от глаз цвета моря и неба. – Интересно, где отец нашел ее?

– Она вам нравится, принцесса? – спросил нормандец низким голосом, от которого у Бренны задрожали колени.

– Да, очень, – ответила она. Внезапно она представила, как будет обниматься с ним на этой кровати, от чего, наверное, покраснела. Но в хижине стоял полумрак, и Бренна была рада, что Йоранд не мог видеть этого.

– Я сам сделал ее. Чтобы вырезать изящный узор, времени не хватило, но это можно сделать и позже. Так что за красоту не ручаюсь, но прочность будет.

Нормандец смотрел на Бренну пристальным взглядом, огонь в его глазах не оставлял сомнений, что ему потребуется этой ночью действительно прочная кровать.

Йоранд протянул к Бренне руку и положил большую ладонь на ее затылок. Мягко, но настойчиво он направлял ее присесть, чтобы их губы соприкоснулись. Это прикосновение заставило Бренну вздрогнуть, и она попыталась отпрянуть, но нормандец удержал ее. Бренну переполнял изумительный водоворот эмоций. Любопытство смешивалось с восхищением – новым чувством, которое этот человек пробудил в ней, – и ужасом, тянувшим ее к двери, подальше отсюда.