Тира заверила, что лучшее время для усиления связи наступает, когда полная луна одаривает земли своим волшебным серебристым светом. Подождать дня, который, как казалось Мике, изменит ее жизнь, она была не против, хоть и верила не в благословение луны, а в одобрение богов, которые последнюю неделю молчали, будто бы и не препятствуя грядущему браку.
Раньше она страшилась встречи с ними, однако теперь их молчание пугало ее гораздо сильнее. Больше не было видений. Ингви, по которому успело истосковаться сердце, больше не посещал ее, как и Хель, которая любила врываться во сны смертных, пугать, не причиняя вреда, но оставляя после себя не менее страшных существ — душевную боль, тоску и страх.
Мысли о богине смерти не покидали Мику всю неделю. Тайна об Архане осталась между ней и Рейнардом, рассказать о видении кому-либо еще она не решилась. Но и рассказывать было некому; она не хотела обременять Генри неизвестностью, а к Лейву, Тире и остальным арханцам относилась с недоверием. И все же ей хотелось поделиться своими переживаниями хоть с кем-нибудь, обсудить и понять то, что осталось запертым, ведь единственный, кому она доверяла, не желал принимать правду о существовании богов — ни Цкелах, ни тем более Хель.
Рейнард воспринял рассказ Микаэллы за сон, посетивший ее в бреду, и пожелал посвятить свободное время делам куда более важным, чем обсуждение злых деяний повелительницы мира мертвых. К примеру, потратить восполнившиеся силы на помощь арханцам, на охоту, на которую он отправлялся практически каждое утро, рано выныривая из теплой постели и оставляя Мику одну, и на полеты, приносящие ему неимоверное удовольствие и чувство свободы.
Девушка и не заметила, как он влился в общество жителей Арханы, да и Генри, первое время ведя себя скованно, смущенно, вскоре сдружился с местными детьми и подолгу проводил с ними время, даже ночевал в одном бараке с мальчишками, практически не видясь с сестрой.
Мике казалось, что она была единственной, кто чувствовал себя в этом мире — вроде бы в родном для нее мире — непонятой и чужой. Изменения, которые продолжали происходить, ей не нравились, хоть она и была рада находиться вдали от Вальгарда и его вождя, воспоминания о котором до сих пор вызывали колкую дрожь. Она наконец-то вернула брата и помимо его любви обзавелась совершенно иной, той, что делала ее счастливее... Микаэлла понимала, что она и Генри находятся в безопасности, но вопреки этому пониманию с каждым днем росло чувство тревоги, с каждым днем это место давило все сильнее, словно Хель незаметно отравляла его, но никто не чувствовал этого, кроме самой Мики.
Ее и сейчас, когда до обряда оставались считанные минуты, что-то терзало глубоко внутри, что-то, что уже давно начало оплетать все внутренности, медленно подбираясь к горлу, чтобы в один момент сжать его и лишить дыхания.
Микаэлла сидела за столом в лачуге, в которой проводила большую часть времени, и, подперев рукой голову, сверлила задумчивым взглядом покрытые пылью баночки, стоящие ровным рядом на одной из полок старого шкафа. Комнатушку заливал мягкий свет свечи, которую Мика зажгла, как только опустились сумерки, и поставила рядом с собой. Вытянутое пламя слабо колебалось от тихого дыхания, и в желтом свете казалось, что по стенам и низкому потолку прыгают таинственные тени.
Приготовленное Тирой платье девушка надела совсем недавно, но ей уже хотелось поскорее избавиться от него. Оно было легким и удобным, ткань мягкая, яркого бордового цвета, широкие рукава до локтя; простенькое, без какой-либо декоративности. Но Мику раздражал сам факт, что ей нужно быть облаченной именно в то, что подобрала не она. Единственное, чего не коснулось изменений, это серебряный браслет, так же украшающий запястье, где начиналась вязь, и волосы, которые девушка предпочла оставить распущенными, лишь заплела две тоненькие косички у висков и стянула их сзади в одну косу.
Продолжить негодовать или злиться — Мика и сама не знала, какое чувство было сильнее, — ей не дали два осторожных стука. Встрепенувшись, она подскочила со скамьи и, предвкушая увидеть Рейнарда или Генри, быстро открыла дверь.
— Здравствуй, невестка.
Лейв улыбнулся — как-то смущенно, что было ему совсем несвойственно, а Микаэлла оробела на миг, не ожидая увидеть его до начала обряда. Она долго сверлила его удивленным взглядом, пока он не прокашлялся и не спросил:
— Я войду?
— Да… — девушка, усердно подавляя охватившее ее беспокойство, шагнула в сторону, пропуская мужчину в дом. — Проходи. Будешь что-нибудь? — спросила любезно, прикрыв дверь, за которой уже простиралась ночь. — Мед, эль?..