— Доброго утречка вам, милорд! — крикнула бойкая темноволосая девчушка. — А это ваша леди?
— Да, Лаура, это моя леди. А вы почему не в школе?
— Мы увидали вас из окна, милорд, а мистер Дикерсон как раз на минутку отлучился. Вот мы и выбежали с вами поздороваться.
Пока они беседовали, Арриан неожиданно увидела своего спутника с новой стороны. Уоррик держался естественно, называл всех детей по именам, смеялся их шуткам, некоторых расспрашивал о здоровье родственников, и дети разговаривали с ним охотно и уважительно.
— Как твоя рука, Дункан? — спрашивал Уоррик.
— Отлично, милорд! Как новенькая. — Белобрысый парнишка гордо согнул и разогнул руку в локте. Уоррик одобрительно кивнул, и мальчишеские глаза засияли от удовольствия.
Уоррик бросил на мостовую несколько монет и, пока счастливые малыши их подбирали, напустил на себя немалую строгость.
— После школы можете купить себе в лавке по леденцу, а пока что — марш в класс!
Очень скоро последняя монетка скрылась в ребячьем кармане, и школьники, довольно улыбаясь, побежали обратно в класс.
— Маленькие шалопаи! Они не понимают, как трудно было заманить к ним в деревню школьного учителя: никто не соглашался ехать так далеко на север.
— Значит, жалованье учителю платите вы?
— Люди и без того еле-еле перебиваются, где уж им осилить учительское жалованье. Когда рыбы нет, многие и вовсе бедствуют; они ведь живут рыбной ловлей, как их отцы и деды, в море выходят совсем еще мальчишками. Единственное, на чем мне удалось настоять, — это чтобы каждый проучился в школе не менее двух лет и освоил хотя бы грамоту и счет.
— Я вижу, вы заботитесь о своих людях, Уоррик.
Он смерил ее удивленным взглядом.
— А кто же еще будет о них заботиться? Они ведь как дети малые — многие без моего указания не сделают и шагу.
— Зато, я слышала, все они относятся к вам с величайшей преданностью и уважением.
— Да, но отнюдь не потому, что я владелец Гленкарина, а потому, что я вождь их клана. Эта преданность давняя, она передается по наследству из поколения в поколение.
— То же самое говорила мне тетушка Мэри.
— Видите ли, Арриан, здешний народ привык мерить время приливами и ветрами, а с такими часами едва ли стоит ждать быстрых перемен. Предки этих селян жили здесь столетиями и даже не задумывались о том, нужно ли слушаться своего вождя.
— У нас в Равенуорте все иначе. Моего отца крестьяне тоже любят и уважают, но отнюдь не живут по его указке.
Он нахмурился:
— В Англии многое устроено иначе, чем в Шотландии.
Арриан сочла благоразумным переменить тему:
— Какой странный запах! Что это?
— Это запах горящего торфа. На наших скалах деревьев, как сами видите, маловато, поэтому люди собирают торф и иногда перемешивают его с вереском. Горит прекрасно.
При виде своего вождя люди торопливо выходили из домов, так что всадники скоро оказались в плотном кольце. Все — и Уоррик в том числе — говорили по-гаэльски, и Арриан, как ни вслушивалась, не смогла разобрать ни слова.
Составлявшие толпу женщины и старики — остальные, по-видимому, находились в море или на пастбище — оглядывали Арриан с изрядным любопытством. Лишь после того как Уоррик сказал им что-то по-гаэльски, они успокоились.
— Я сказал им, что вы моя жена, — пояснил он Арриан, и она вдруг почувствовала, что все больше становится частью его уклада, из которого потом не так-то просто будет вырваться.
Наконец селяне расступились. Уоррик, жестом пригласив Арриан следовать за собой, поехал дальше, и вскоре деревня осталась позади. Какое-то время они ехали, как казалось Арриан, к морю, однако около ручья Уоррик вдруг свернул в сторону.
Пока лошади шли вдоль шумящего потока, солнце то скрывалось за легкими белыми облачками, то появлялось вновь, освещая остроконечные, как шпили колоколен, горы. Снег стаял уже повсюду, кроме дальних вершин, но вечнозеленый вереск на склонах еще не вспыхнул летним лиловым огнем.
Придержав поводья, Уоррик кивнул на вершины, окутанные облачной дымкой.
— Когда я смотрю на них, я чувствую, что прекраснее моей земли быть не может… А вам она нравится, Арриан?
— Да, она прекрасна, — сказала Арриан вслух, про себя же подумала: «Но нрав у нее, кажется, не мягче, чем у ее вождя».
— А как вам моя деревня?
— Она показалась мне очень уединенной, но, по-моему, это даже хорошо. Знаете, из-за равенуортского фарфора отцовская деревня постепенно превращается в большой базар, и мне это совсем не нравится. Я часто пытаюсь представить, какой она была до нашествия такого количества людей.
— Да, вашим крестьянам, наверное, не доводилось помногу дней подряд засыпать и просыпаться с мечтой о куске хлеба.
— Напротив, мне говорили, что до маминого приезда в Равенуорт им пришлось немало выстрадать. Отец как раз воевал под началом лорда Веллингтона во Франции, а, вернувшись, узнал, что его дядя и кузен умерли и что титул герцога Равенуортского перешел к нему, однако его новое герцогство находилось в крайне плачевном состоянии.
— И ваша матушка решила поиграть в щедрую благодетельницу? — усмехнулся Уоррик. — То-то она, верно, потешила свою душеньку, спасаючи несчастных от голодной смерти… хотя ни ей, ни вам неведомо, что такое голод.
Арриан почувствовала себе оскорбленной до глубины души.
— Милорд, вы можете говорить что угодно обо мне, но утверждать, что моя мама помогала беднякам из низменных побуждений — просто кощунственно. Знай вы, какие страдания ей пришлось перенести, вы поспешили бы забрать свои слова обратно! Несколько месяцев подряд ее держали… взаперти, на одной баланде и воде, так что она едва не умерла. А крестьянам она помогала и помогает потому, что любит их, и они любят ее. Что касается меня, милорд, то мне действительно не довелось голодать. Жаль, конечно, что вследствие этого я не могу рассчитывать на ваше уважение, но постараюсь как-нибудь с этим смириться.
— Простите, Арриан, я, кажется, действительно не могу избавиться от предвзятости, как только речь заходит о вашей родне. Забудем об этом, мне бы хотелось, чтобы от сегодняшнего дня у вас остались приятные воспоминания.
Это было, пожалуй, первое извинение, которое Арриан довелось услышать за все время из уст вождя Драммондов, но обида все еще кипела в ней.
— Признаться, я не заметила в ваших селянах признаков истощения.
— Да, теперь они уже не голодают. С тех пор как в долине появились овцы, у них всегда есть мясо для стола и шерсть для продажи.
Уоррик направил свою лошадь на боковую тропу, и Арриан ничего не оставалось, как последовать за ним. Вскоре между деревьями показался знакомый охотничий домик. Уоррик спешился и обернулся к своей спутнице.
К этому времени Арриан уже несколько остыла, но еще не простила его.
— Зачем мы сюда приехали? Взгляд его глаз был непроницаем.
— Чтобы немного побыть вдвоем. По волнению, шевельнувшемуся в груди, Арриан поняла, что ей не следует здесь оставаться.
— У меня нет желания быть с вами вдвоем, — с трудом выдавила из себя она.
— Просто я хотел побеседовать с вами без помех.
Поразмыслив немного, она решила, что он пока что не давал ей поводов к недоверию.
— Хорошо. — Опираясь на его плечи, она спрыгнула на землю. — Только недолго.
Пока Уоррик отводил лошадей в загон, Арриан с любопытством озиралась: однажды она уже была здесь, но от того раза ей мало что запомнилось. Охотничий домик расположился на склоне живописнейшей долины, разделенной надвое шумящим внизу ручьем. Хотя был еще день, на большую часть долины уже легла тень от соседней горы. Судя по всему, солнце здесь садилось очень рано.
Они подошли к двери, и Уоррик пропустил Арриан вперед. К ее удивлению, в очаге горел жаркий огонь, а на столе стоял горячий ужин.