Кэссиди вспомнился черноволосый красавец, которого она впервые увидела вчера вечером.
— Да нет, Арриан, ничего безнравственного в этом нет. Но помни об одном: ты жена Уоррику Гленкарину лишь для того, чтобы отомстить дедушке и Йену. Для этого — и только для этого — ему понадобилась ваша свадьба.
— Значит, он никогда не сможет меня полюбить?
— Отчего же? Полюбить тебя совсем не трудно. Но, доченька моя, — Кэссиди нахмурилась, — ты не понимаешь самого главного. Кровная вражда в этой стране сильнее всех прочих чувств, сильнее даже любви. И если бы даже лорд Уоррик и впрямь полюбил тебя, он все равно постарался бы с твоей помощью отомстить Макайворсам… Тебе не следует заблуждаться на этот счет.
Арриан порывисто вздохнула:
— Конечно, вы правы, мама. Я все понимаю.
— Вдумайся в мотивы и поступки этого человека, Арриан. В Эдинбурге мне немало довелось услышать об их давней вражде, и я признаю, что Макайворсы оказались отнюдь не безгрешны перед Драммондами. Но разве это дает лорду Уоррику право проявлять такую жестокость к тебе? Я не хочу, чтобы это повторилось.
— Мама, а если он захочет снова увидеться со мною? Что тогда делать?
— Предоставь это мне.
— Значит, можно считать, что мне ничего больше не грозит?
— Разумеется.
— Надеюсь, дедушка и Йен поймут меня, когда все узнают.
— Арриан, в Эдинбурге мне рассказали кое-какие подробности, от которых я впервые устыдилась своего родства с Макайворсами.
Арриан удивленно вскинула на нее глаза.
— Что за подробности, мама?
— Известно ли тебе, что сестру лорда Уоррика выдали за Гавина, моего двоюродного брата? Арриан кивнула:
— Да, я узнала об этом в Айронуорте.
— Так вот, наш дедушка, как выяснилось, потребовал за невестой немалую сумму денег и часть земель Гленкаринов в придачу. Однако в ночь свадьбы девушка умерла при невыясненных обстоятельствах, и Макайворсы, судя по всему, причастны к ее смерти.
— Да, я тоже об этом слышала, и это отчасти объясняет отношение Уоррика ко мне. Ведь, согласитесь, мама, он был движим благородным желанием восстановить фамильную честь.
— О, конечно! Но почему эта его фамильная честь должна быть восстановлена за твой счет — вот этого я не могу понять! Ты не имеешь никакого касательства к их вражде, Арриан. Так что не стоит слишком уж сочувствовать лорду Уоррику.
— Но, хочу я этого или нет, я уже втянута в отношения двух наших семей…
— Только до того момента, пока я не заберу тебя отсюда, — прервала ее Кэссиди.
Арриан грустно посмотрела на мать.
— Конечно, мне хочется поскорее отсюда уехать, но… когда я уеду, ему будет так одиноко.
— Арриан, я готова просто растерзать этого злодея за то, что он так подло играет твоими чувствами! Уверяю тебя, он прекрасно знает, чего хочет. Что же касается его одиночества, то всем известно: утешительниц около него всегда хватает. В Эдинбурге мне говорили, что женщины буквально толпами бегают за ним, так что он без труда мог бы выбрать себе любую знатную и состоятельную леди из их числа… Он выбрал тебя, но мы-то с тобой знаем почему.
— Вероятно, вы правы, — опуская глаза, сказала Арриан. В эту минуту она странным образом забыла о том, что Уоррик перед нею в чем-то виноват.
В дверь постучали, и Кэссиди, торопливо доев булочку, пошла открывать. На пороге стояла Барра с весьма недовольным выражением лица.
— Его милость просит вас немедленно спуститься к нему в кабинет.
— Меня? — удивленно переспросила Кэссиди. — Он просит спуститься меня?
— Да, именно вас.
— Передайте, что я сейчас приду.
— Да, на вашем месте я бы не мешкала. Кэссиди затворила за Баррой дверь и озадаченно обернулась.
— Интересно, чего он от меня хочет? Арриан отпила глоток чаю и помазала маслом булочку.
— Не знаю. Пойдете к нему?
— Конечно. — Кэссиди проверила, не выбились ли ее волосы из-под чепца. — Пойду узнаю, в чем дело.
Когда Кэссиди появилась в дверях кабинета, Уоррик просматривал хозяйственные книги.
— Вы меня звали, милорд?
— Да, входите, Таттл.
Кэссиди, не поднимая глаз, шагнула в кабинет.
— Я хотел справиться о леди Мэри. Вы, правда, вчера говорили, что с нею все в порядке, но я все же хочу уточнить: не наложили ли ее недавние злоключения неизгладимого отпечатка на здоровье.
— Ничего, скоро пообмогнется, — голосом лондонской торговки отвечала Кэссиди. — Она не какая-нибудь размазня, хоть и леди.
— Рад это слышать. Леди Мэри мне очень понравилась, и я искренне волновался о ней.
Да, он умеет быть приятным, когда захочет, подумала Кэссиди и сказала:
— Не припомню, чтобы ее милость высказывалась о вас так же лестно, милорд.
Взглянув на служанку повнимательнее, Уоррик впервые заметил золотые пряди, выбивающиеся из-под чепчика. Барра права, строптивости ей не занимать, но почему тогда она все время смотрит в пол, а не на собеседника?
— Таттл, вы давно знаете леди Арриан?
— С младенчества, милорд. Я ее вынянчила, и для меня хуже нет, чем когда ее обижают. Так что я уж постараюсь, чтобы этого больше не было.
— Таттл, вам когда-нибудь кто-нибудь говорил, что для служанки вы чересчур своенравны?
— Мне? Сроду не бывало, милорд. Мое дело маленькое — барышне угождать.
— Хорошо. В таком случае ступайте к своей барышне и спросите у нее, не согласится ли она сегодня покататься со мною верхом. Скажите, я буду ждать ее в одиннадцать.
— Нет, милорд, не согласится. Она дурно спала, так что ей нынче не до прогулок, благодарствуйте. Уоррик, теряя терпение, встал.
— Таттл, извольте передать своей хозяйке то, что я сказал, а уж она сама примет решение! Постойте… Скажите ей, что я настаиваю на этой прогулке.
Таттл без слов выскользнула из кабинета. «Нет, — подумал Уоррик, проводив ее взглядом, — он решительно не согласен долго терпеть в своем доме английскую служанку. Эта особа слишком уж себе на уме, хоть и скромна с виду. Впрочем, если она и впрямь знает Арриан с пеленок, то, пожалуй, ее бесцеремонность можно простить. Хадди ведь тоже имеет привычку напрямик выкладывать ему все, что думает».
Лишь часом позже Кэссиди снова спустилась вниз и передала, что леди Арриан принимает приглашение его милости. Посовещавшись, они с дочерью решили, что лучше не раздражать лорда Уоррика отказом и не будить лишний раз его подозрений.
Было по-утреннему свежо, но солнце уже вовсю пригревало, когда Уоррик с Мактавишем вывели из конюшни лошадей.
— Не понимаю я женщин, Мактавиш.
— Не знаю, как насчет всех женщин, но с этой ты точно запутался. Сперва ты силой заставляешь ее здесь остаться, а потом, кажется, ждешь от нее благодарности? Ты слишком жесток с нею, она этого не заслужила.
— Смотри не наговори лишнего, Мактавиш! Моя жестокость имеет свои причины, и ты их знаешь.
Мактавиш перекинул поводья через спину оседланной для Арриан лошади.
— Я привез ее в Айронуорт и чувствую себя ответственным за ее судьбу. Мой долг сказать тебе: Уоррик, отпусти ее!
Губы Уоррика упрямо сжались.
— Это решать мне!
— Решать-то тебе, но боюсь, что уязвленная гордость да старые обиды не лучшие советчики в таком деле. Поверь, все это может кончиться очень скверно.
— Полно, Мактавиш! Ты стал мнительным, как старая бабка. Уверяю тебя, что, как только она уедет отсюда, она и думать забудет про Айронуорт, а я про нее.
Мактавиш с сомнением покачал головой, но ничего не сказал, и Уоррик продолжал:
— А если я предложу ей остаться со мной по доброй воле? Что ты на это скажешь?
— Тогда тебе придется забыть прошлое и начать с нею жизнь заново. Насколько я понимаю, вряд ли это у тебя получится.