Я улыбнулась, вспомнив, какое длинное письмо получила от Эстер — случай для нее из ряда вон выходящий, она терпеть не могла писать письма. В письме она рассказывала, как по пути домой встретила молодого человека, который жил в Родезии, выращивал там табак и приехал в Англию по делам на пару месяцев — все это обстоятельно и в мельчайших подробностях. Я не удивилась, когда двумя месяцами позже пришло другое письмо, где Эстер сообщала, что выходит замуж и уезжает в Родезию. Я порадовать за нее, но знала, что дружба наша кончилась. Единственной связью между нами могли бы стать только письма, писать которые у Эстер не будет теперь ни времени ни желания. Правда, я получила от нее еще одно письмо. Она писала, что благополучно добралась до места, и у нее все прекрасно. Новая жизнь и новые заботы захватили теперь мою подругу; она уже не был а той длинноногой, вечно растрепанной девочкой, с которой мы бродили по школьному парку в Суссексе и которая мечтала о том, как она посвятит жизнь искусству.
Голос Рока Пендоррика вернул меня к действительности. Я увидела очень близко его глаза, полные теплоты и сочувствия.
— Я растревожил горькие воспоминания.
— Я вспоминала… прошлое… маму.
Он кивнул, и некоторое время мы молчали.
— А вы никогда не думали о том, чтобы вернуться в Англию, в семью вашей матушки… или вашего отца? — спросил он вдруг.
Я растерялась.
— В семью?.. В Англию?..
— Разве она никогда не рассказывала о родных, о своей жизни в Англии?
— Нет… она никогда об этом даже не упоминала.
— Ну, может быть, она не была счастлива в Англии.
— Знаете, я сейчас подумала — раньше я как-то не обращала внимания, — родители вообще не говорили о… о том, как они жили до того, как поженились. Они, может быть, считали, что это не имеет значения?
— Они ведь были очень счастливы вместе?
— Очень!
Мы опять помолчали, потом он сказал:
— Фэйвел — какое необычное имя.
— Не необычнее вашего. Я всегда считала, что «рок» — арабское слово и означает какую-то фантастическую птицу.
— Угу, огромная сказочная птица, невероятно сильная, может даже слона поднять, если захочет.
В его голосе я услышала самодовольство и не утерпела, чтобы не возразить:
— Так уж и слона! Держу пари, что слона вам ни за что не поднять. Серьезно, Рок — это не прозвище?
— Сколько себя помню, меня всегда звали Роком. На самом деле мое имя — Петрок, а Рок — сокращение.
— Петрок тоже не совсем обычное имя.
— Только не там, откуда я родом. Моим многим предкам пришлось мириться с этим именем. Так звали святого, который жил в наших краях в шестом веке и основал монастырь. Но именем Рок, думаю, никого, кроме меня, не звали, так что оно мое личное. Как по-вашему, оно мне подходит?
— Да, — ответила я, — по-моему, подходит.
Он вдруг наклонился и поцеловал меня в кончик носа.
Я ужасно смешалась и торопливо вскочила на ноги, пробормотав:
— Мне на самом деле пора бежать.
Мы скоро подружились, и дружба эта приносила мне огромную радость. Я почему-то вообразила себя этакой светской дамой, опытной, способной справиться с любой ситуацией. На самом деле весь мой жизненный опыт ограничивался школой с ее правилами и нормами и родительским домом, где меня все еще считали ребенком, а общалась я в основном с посетителями мастерской. И, конечно же, я сделала то, что менее всего походило на поведение светской и опытной дамы — влюбилась в первого попавшегося мужчину, который оказался непохожим на других, с которыми мне доводилось встречаться. Впрочем, когда Рок Пендоррик брался очаровать вас, против него устоять было трудно, а меня он очень хотел очаровать.
Он наведывался в мастерскую каждый день, часто брал в руки терракотовую фигурку и любовно поглаживал ее.
— Когда-нибудь она будет моей, — сказал он однажды.
— Папа не продаст ее.
— Я никогда не сдаюсь и не теряю надежды.
И глядя на решительную линию его подбородка, на сверкающие темные глаза, в это легко было поверить. Он был из тех, кто привык брать от жизни все, что хочет, и противостоять ему в этом было почти невозможно. «Именно поэтому, — подумала я, — он так желает получить эту вещь. Потому что не может смириться с отказом».