Другие тоже притворно посмеивались, пытаясь скрыть ужас, но испарина по-прежнему поблескивала на их лицах.
— Передайте ей контейнеры с бриллиантами, — приказывал начальник Службы охраны, — и покончим с этим!
Они подходили, опасливо морщась и больше всего боясь, что их обрызгает каплями едкой слюны. Положив контейнер на колени девочке, они торопливо пятились назад. В эту минуту девочке каждый раз приходилось подавлять бурное желание повиснуть у кого-нибудь из них на шее с криком:
— Папочка! Поцелуй меня!
Она бы с удовольствием послушала, как они вопят от страха, и посмотрела бы, как они станут отбиваться, избегая прикосновения к ее влажной от едкой слюны коже. А она бы цеплялась за них с притворной наивностью, изображая ребенка: «Ах, папочка, возьми меня на ручки, покатай меня на плечах».
Они бы кричали от боли, когда их кожу обжигала кислота.
О! Да… Как это было бы забавно!
Получив в руки контейнер, она приказывала монстру втянуть язык и спиной вперед возносилась обратно в слюнявую, окаймленную зубами пещеру, в то время как банкиры гурьбой спешили к лифтам.
Пока челюсти горгульи медленно смыкались, она успевала увидеть, как представители руководящей верхушки банка яростно толкались, чтобы первыми влететь в кабину лифта, и всякий раз это зрелище наполняло ее ни с чем не сравнимым блаженством.
Потом начиналась рутина. Девочка вырывала у себя несколько прядей волос и принималась вязать защитный чехол с помощью пары особых, устойчивых к коррозии спиц — спиц из костей жабы!
Они мелькали в ее руках с невероятной скоростью. Окончив вязание, она заворачивала в эту защитную оболочку ящик с сокровищами и опускала его в желудок монстра.
Этот момент девочка не любила: почувствовав поступление инородного тела, желудок горгульи начинал в изобилии выделять пищеварительный сок, целиком наполняясь чрезвычайно едкой пеной, которая медленно обволакивала контейнер, пузырясь с яростным шипением.
Нередко девочка с пустым взглядом задумывалась — а что будет, если однажды она откажется обернуть врученную ей драгоценную посылку и просто бросит ее в глотку монстра, как отбросы в жерло мусоропровода. Разумеется, пищеварительный сок растворит посылку, не пощадив ни бриллиантов, ни золотых слитков, и это, наверно, весьма огорчит банкиров, которые явно придавали этим глупым металлическим сундучкам преувеличенно большое значение.
Подобные предположения погружали ее в пучину мечтаний, одно другого приятнее. И все же девочка понимала, что эти мечты тщетны. Внедренные в ее мозг программы категорически запрещали ей причинять людям хоть какой-то вред. Она могла сколько угодно воображать, что делает им больно… но перейти к действиям для нее было совершенно невозможно.
Все было специально предусмотрено, чтобы смирить ее гнев. Если бы она попыталась уничтожить сокровище или приказала горгулье сожрать банкиров, в ту же самую секунду особый блокирующий механизм в ее мозгу вызвал бы короткое замыкание, пресекая любые дальнейшие действия и погружая ее в глубокую кому. Она была обречена грезить о мести, но и только.
Она стала пленницей не только жабы, но и собственного бессилия. Слабые проблески сознания, которые время от времени брезжили внутри ее черепа, неизменно наталкивались на строжайшие ограничения программы. В ней как будто жили одновременно два существа: мятежница и покорная рабыня Б.О.В.
Ее создали не для того, чтобы она питала чувства или лелеяла злобу. Она была задумана всего лишь как инструмент.
По крайней мере, так считали ее создатели.
Но что-то случилось. Способность к эмоциональным переживаниям подспудно развивалась в ней, как некая таинственная болезнь. Она научилась чувствовать, хотя по замыслу должна была только вычислять.
Ее эмоции были рождены ненавистью, и именно ненависть должна была поддерживать их — до тех пор, пока девочка сможет подпитывать ее.
Она смутно понимала, что ее способность думать целиком зависит от этого черного пламени, пылавшего где-то внутри нее. Дать этому пожару угаснуть означало вернуться к прежнему бессмысленному существованию живой органической слизи. А она этого не хотела.
Чтобы наполнить свою жизнь смыслом, она должна была непременно продолжать ненавидеть всякого, кто к ней приблизится…
Девочка раз за разом прокручивала в голове эти мысли, лежа в желудочном кармане горгульи, подсунув руки под голову и положив ноги на ящик с драгоценностями. Мягко покачиваясь на волнах полудремы и собственных фантазий, она изо всех сил раздувала угли своего гнева, воображая все новые невыполнимые планы мести.