Грабительница же была ничем не скована в своих действиях. Ни один ментальный блок не мог остановить движение ее рук, если бы она вздумала причинить какой-то вред «живому сейфу». И в этом было ее важнейшее преимущество.
Девочка с серебристыми волосами размышляла со всей возможной быстротой. Получается, эта пришелица в скафандре способна разрушить решетки живой темницы, в которой она, невеста жабы, оказалась замурована по чужой воле.
Ее нужно использовать!
«Если эта грабительница будет переварена, — думала она, — я опять окажусь в одиночестве в этой тюрьме из плоти в печальном ожидании грядущих лет — долгих лет, которые пройдут взаперти, в набитом сокровищами желудке монстра!»
Она никак не могла с этим примириться — зарождающаяся способность мыслить и чувствовать заставила ее осознать всю безнадежность существования в вечном заключении.
— Послушайте, — сказала девочка, поворачиваясь к Зигрид в изъеденном кислотой скафандре, — я хочу предложить вам сделку: я помогу вам завладеть сокровищами банка, а вы взамен этого поможете мне выйти отсюда. Вы согласны?
Зигрид нерешительно переступила с ноги на ногу. Но есть ли у нее выбор? Зоид со своими устаревшими анатомическими схемами послал ее на верную смерть. Она быстро взглянула на дисплеи датчиков, которые бешено мигали внутри шлема. Если кислота продолжит свои разрушительную работу с прежней скоростью, оболочка скафандра уже через пятнадцать минут превратится в дырчатое кружево.
— Согласна, — быстро сказала она, — на все, что ты хочешь. Скажи мне, как убить горгулью, и мы вместе побежим к лифту.
Девочка молча кивнула, затем вырвала у себя прядь волос, взяла в руки костяные спицы и начала вязать защитный чехол, похожий на те, которыми она оборачивала контейнеры с драгоценностями. Ее руки работали с невероятной скоростью. Когда полотнище достигло требуемой величины, она протянула его Зигрид.
— Завернитесь в эту ткань, — велела она, — это замедлит действие пищеварительного сока, который разъедает ваш защитный костюм.
Зигрид послушалась, как можно тщательнее обернувшись тончайшей прозрачной тканью, эластичной, как лист целлофана.
— Но не думайте, что это вас полностью спасет, — заметила девочка, — вы уже слишком сильно пропитались кислотой. Она будет продолжать разъедать ваш скафандр, а этот чехол лишь немного умерит ее аппетит.
— Что я теперь должна делать? — спросила Зигрид.
— Я буду произносить вслух общие правила и теоремы, — объяснила девочка, — как студент, изучающий биологию по учебнику, не более того. Ваша задача — суметь воспользоваться ими. Я не могу давать вам четких указаний, потому что тогда сработает внедренный в мой мозг программный блок. Слушайте внимательно. Я буду излагать анатомические факты, но никогда не скажу: совершите то-то и то-то. С этим вы должны справиться сами. Делайте выводы и применяйте их. У меня нет возможности ясно изложить вам способ наиболее успешного уничтожения жабы: если я это сделаю, я тут же впаду в кому.
Зигрид захотелось сорвать с головы шлем, чтобы утереть заливающий глаза пот. Она сильно сомневалась, что ей еще хватит хладнокровия, чтобы разгадывать какие-то загадки.
— Ладно, давай, — бросила она, — в любом случае при моем нынешнем положении…
И девочка начала выдавать одно за другим длинные определения, которые казались цитатами из медицинского учебника, написанного безумцем. Зигрид сбилась с ног, пытаясь как можно быстрее ориентироваться, отыскивая описываемые органы и на ходу придумывая способы повредить их, соотнося свежую информацию с теми сведениями, которые сообщил ей Зоид. Она ползала по извилистым тоннелям, перепутывая между собой нервы подобно тому, как сращивают электрические провода. Она давила ногами миндалины и рассекала сосуды, которые на первый взгляд казались малозначимыми. Она задыхалась, кровь билась у нее в висках, но Зигрид не сдавалась, неотступно реализуя свой план на основе той схемы, которую размеренным голосом излагала ей девочка. При этом Зигрид чувствовала себя как человек, который, едва разучив, как ходят шахматные фигуры, получил задание разработать стратегию игры для гроссмейстеров. Двигаясь на ощупь во мраке жабьих внутренностей, она резала, связывала и замыкала электрические контуры живой машины. Нервы извивались в ее пальцах, как скользкие ужи, а она продолжала вязать из них морские узлы…