Она доела яблоко, а огрызок бросила в озеро. Он плюхнулся в воду с громким всплеском, и я поднялась на локтях, чтобы посмотреть, как он качается на волнах. Вскоре из воды высунула голову серебристая рыба и проглотила его целиком.
В детстве мы проводили лето с дядей и тетей – так мне рассказывали. Лора помнила больше, чем я: пирог, пикники, пруд. О пруде она говорить не любила.
Я услышала, как вдалеке хлопнула дверца машины, затем другая. Лора повернула голову на звук:
– Отец!
Она вскочила так резко, что ее желтая юбка в белую ромашку мазнула меня по лицу. Засунув мокрые ноги в сандалии, она добежала до середины луга, не успела я даже сесть. Я вынула ноги из воды и потянулась за туфлями.
Но Лора вернулась за мной. Она привычно легко вскинула меня на руки и понесла по лугу на холм, на который я не могла взбежать вместе с ней.
Мне и хотелось, и не хотелось увидеть отца. Я желала помнить его таким, каким он был раньше, широкоплечий, красивый, как ясный месяц. Мне не хотелось слышать о том, как он горевал о смерти брата, не хотелось видеть, что сделала с ним война.
Лора донесла меня до вершины холма, а затем – вверх по тринадцати ступенькам, которые вели на веранду второго этажа. Там она взяла полотенца, оставленные нам бабушкой на креслах-качалках. Нам строго-настрого велели заходить в дом с сухими ногами или не заходить вообще. Лора осторожно опустила меня в кресло, и я вытерла мокрые ноги.
– А теперь туфли.
Я совсем не хотела, чтобы отец увидел меня такой. Держась за колено моей высохшей левой ноги, я прислушивалась к тому, как отец – после всех этих лет – здоровается с мамой и бабушкой, тетей Эсме и Винни. Они плакали, когда отец выходил из машины, а я тосковала о моей обычной юбке, а не об этих коротких бриджах и о толстых, на крепких подошвах, туфлях.
– Пешком или верхом? – спросила Лора. Она протянула руки, но я замотала головой:
– Пешком.
Моя трость осталась у мостков, но у задней двери стояла запасная. Я взялась за светлую деревянную палку и восхитилась про себя ее гладкостью. Да, наш дедушка умел делать хорошие трости. Если бы ту трость, что я оставила, унесла рыба, он бы мне спасибо не сказал.
Я захромала в дом вслед за Лорой, которая вбежала туда легкими шагами. Она ворвалась в открытую дверь и бросилась в объятия отца.
Пустой левый рукав его рубашки был завернут и аккуратно заколот, чтобы не мешать. Но это была та рубашка, которую я помнила – бледно-голубого цвета, точно такого же, как мамина любимая ваза. Правая сторона воротничка и левый локоть были потерты. Она, наверное, пахнет лосьоном для бритья «Бирма». Пахнет отцом.
Я стояла в дверях, глядя, как мама вытирает слезы, а Лора берет за руку кузину Винни. Домой должны были вернуться двое мужчин. Я почти не помнила второго, но все остальные его здесь помнили.
Отец искал меня глазами и наконец нашел, даже в полумраке. Он улыбнулся и бросился ко мне быстрыми, широкими шагами, напомнив мне коня. Он сохранил ловкость и проворство, даже без левой руки.
– Девочка моя, – прошептал он, вскидывая меня вверх.
Моя маленькая нога невесомо поднялась в воздух, когда отец закружил меня – по кругу, по кругу, по кругу…
Когда я увидела на острове огни, мы с отцом сидели на задней веранде.
Оба мы качались в качалках, доски под нами музыкально поскрипывали. Взад-вперед, вперед-назад – спокойно мы усидеть не могли. Лора тоже была с нами, но она сидела рядом с оградой веранды, болтая ногами в воздухе, и молчала. Мы с отцом пытались заполнить четырехлетний промежуток в общении, а Лора смотрела через темный луг на озеро.
Его поверхность блестела, как черное стекло, время от времени отражая огоньки в окнах домов на другом берегу. Но сегодня зажегся еще один огонек – не иначе как на острове.
– Лора, что это? – спросила я.
Но она не заметила огонька, пока я ей на него не указала. Этот огонек был не похож на огни окон или их отражения. Он был золотой и мерцал. Ветра не было, и я подумала, что он мигает каждый раз, когда кто-то проходит перед ним.
– Не ходите туда, – произнес отец и выпустил струю дыма из трубки в ночной воздух.
Дым поплыл, как бледный плюмаж на фоне ночного неба, и постепенно рассеялся. Глядя на озеро, я прищурилась, будто могла рассмотреть того, кто там был, но увидела только волну на гладкой, как стекло, поверхности, минутное волнение отраженного света. «Туда нельзя», – подумала я, но именно туда меня сейчас и тянуло. На лице Лоры я прочла то же желание. Что это за огни? Кто там ходит? Нам обеим хотелось это узнать.
Кузина Винни ни за что не хотела плавать в озере. Когда она узнала, что там водится рыба, то прямо-таки передернулась от отвращения.