Если бы мама пришла за мной и увидела меня такой, услышала бы, что я говорю, у нее бы, наверное, случилась истерика. Сына-гея она еще может принять. Но чего бы она точно не вынесла, так это того, что ее ребенок так вот сам с собой разговаривает в семь лет. Еще хуже было бы, если бы она поняла, почему я задаю себе этот вопрос. Это был первый раз, когда моя воля повлияла на события. Именно она заставила Томми уйти, не сказав мне больше ни слова.
Иногда я думаю, что дальше моя жизнь будет все труднее с каждым днем.
Когда я оделась и позавтракала мюсли с бананом, я взяла с кухонного стола роман, который читала, открыла заднюю дверь и пошла на пруд. Воспоминания о летних днях, проведенных вместе с Томми, навели меня на мысль, что надо почтить мое детство, сохраняя эту традицию в последнее лето перед отъездом из дома. Я уже закрывала за собой дверь, когда Тристан вошел в кухню и сказал:
– Доброе утро, Мег. Куда направляешься?
– На пруд, – ответила я.
– Ах, на пруд! – воскликнул Тристан, как будто он был туристом, а пруд – достопримечательностью, которую он давно мечтал посетить. – Не возражаешь, если я составлю тебе компанию?
– У нас свободная страна, – буркнула я и сразу подумала, что надо было ответить повежливее, но все равно молча направилась к двери.
– Вроде как, – откликнулся Тристан, и я остановилась как вкопанная.
Я оглянулась на него. Он пожал плечом так же, как вчера вечером, когда Томми спросил маму и папу, не может ли он повесить портрет «Американская готика» в гостиной, а потом слегка улыбнулся.
– Так и будешь стоять или пойдем? – спросила я.
Тристан быстро вышел за мной, и мы зашагали через поле за домом, к лесу. Наконец мы дошли до опушки – пруд отражал небо, как широко открытый голубой глаз, смотрящий на Господа Бога.
Я устроилась на мостках: расстелила полотенце и открыла книгу, наполовину прочитанную. Сердце героини уже разбито, и сколько бы герой ни оставлял подборок любимых песен в ее почтовом ящике и шкафчике в школьной раздевалке, это ничего не исправит. Зачем я это читаю? Взять бы велосипед, съездить в библиотеку и выбрать что-нибудь из классики, подумала я. Ведь наверняка есть книга, которую мне надо начать читать прямо сейчас, потому что все в колледже ее уже прочитали. Я о таких вещах очень беспокоилась. Ни мама, ни папа в колледже не учились. Я помню, как летом, перед тем, как уехать в Нью-Йорк, Томми тревожился, что никогда не сможет там прижиться. «Детство в провинции – как позорное клеймо, – сказал он. – Я из-за этого просто не буду знать, как себя вести».
И однако, именно провинция – а точнее, мы – помогла Томми начать его карьеру. Прямо ирония судьбы!
– До чего же красивые места, – сказал Тристан. Он растянулся на животе рядом со мной, свесился с мостков и опустил пальцы в воду. – Неужели это все ваше? Вам так повезло!
– Возможно, – процедила я и поджала губы. Я еще не узнала Тристана достаточно хорошо, чтобы доверять ему и общаться не только вежливо, но и сердечно. Ну да, ну да. Я красивая, бессердечная девочка. Я знаю.
– Ну и ну! – Тристан вздохнул и выпрямился, устраиваясь на мостках рядом со мной. Он устремил взгляд на воду, моргая от слепящего солнца. – Ты меня и впрямь невзлюбила.
– Неправда! – сразу ответила я, хотя и сама понимала, что ответ мой не слишком искренний. Я попробовала переформулировать: – То есть я тебя не то чтобы не люблю, просто пока не очень хорошо знаю, вот и все.
– Не доверяешь мне, да?
– Ну ничего себе! – возмутилась я. – Почему это я должна тебе доверять?
– То, что твой брат мне доверяет – еще не причина?
– Томми никогда не отличался особым здравым смыслом, – ответила я.
Тристан присвистнул.
– Ну и ну, – снова протянул он. – Суровая же ты девушка.
Я пожала плечами. Тристан кивнул. Я сочла это знаком того, что мы поняли друг друга, и вернулась к чтению. Но не прошло и двух минут, как он опять меня прервал.
– Что ты скрываешь, Мег?
– О чем это ты? – спросила я, поднимая взгляд от книги.