Некоторое время в келье стояла тишина: я обдумывала все, что услышала. Потом рискнула задать ещё один вопрос:
— Луара, а почему барон слепой? Он когда навестить меня приходил – я удивилась. У него вполне нормальное зрение.
— Так тебя же не барон навещал, а твой жених! – приятельница с недоумением уставилась на меня, а потом, взявшись руками за обе щеки, на выдохе ойкнула: – О-о-ой! Ты же действительно ничего не помнишь! Ты даже и простого самого не понимаешь!
Она еще некоторое время смотрела на меня с испугом, а потом торопливо заговорила, сильно понизив голос:
— Ты хоть не говори никому, а то слабоумной объявят! Увезут в Хальтбург, в лечебницу. Там, сказывают, вообще никто не выживает! Господи, Боже мой, – она торопливо перекрестилась несколько раз и зашептала: – Это не барон к тебе приходил. Ты же не за барона замуж-то идешь. Тебя замуж за господина Рудольфа выдают. А господин Рудольф не барон, он баронет! Понимаешь теперь?! Баронет! Ты не женой слепого барона будешь, а его невесткой. Понимаешь?!
— Понимаю… Спасибо тебе, Лаура. Ты когда рассказываешь, я даже кое-что вспоминать начинаю. Только все равно непонятного очень много, – тоскливым голосом пожаловалась я.
— Так ты спрашивай, спрашивай, пока я туточки! – все так же яростным шепотом выговаривала девушка. – Я же вижу, что ты нормальная. Но ежли до баронессы что дойдет,, она тебя со свету сживет! Ты спрашивай, спрашивай, чего надобно…
В этот момент в коридоре раздались цокающие шаги. Дверь в келью распахнулась, и с подносом в руках вошла сестра Брона.
— Матушка настоятельница велела кормить тебя получше. Дескать, раз пост не помогает, значит, и впрямь больная ты. И покуда лежать будешь, Лаура при тебе соседкой останется. Так что ты, Клэр, пока с кровати не вставай – не велено. Очень уж матушка недовольна, что ты даже от легкой работы в обморок валишься, – покачала она головой, выставляя на маленький столик глубокую миску с едой и кладя рядом большой ломоть белоснежного хлеба, обильно смазанный маслом. – А попить я тебе сейчас горяченького принесу. Травяной взвар – первое дело от слабости здоровья. Ты уж не перечь матушке, с кровати не соскакивай. Вон ты какая бледненькая.
Брона ушла, пообещав вскоре вернуться. А Лаура, схватившись за край миски и зашипев, возмущенно сказала:
— Ух ты! Горячая-то какая! Видать, только сварили. Ну ничего, я сейчас…
Она подхватила ту самую влажную тряпку, которую я сняла с лица, и, прихватив миску за край, присела ко мне на кровать:
— Давай, открывай рот! Этакую кашу я только дома и едала!
В миск, поверх белоснежного, разваренного в молоке риса плескалась большая золотистая лужица сливочного масла. Лаура деревянной ложкой набрала каши, чуть подула на нее и, сглотнув слюну, скомандовала:
— Так! Рот открывай быстренько!
Глава 7
Ложку я у Лауры забрала, уж настолько-то моих сил хватит. Она отдала, хотя и не очень охотно. К сожалению, второй ложки в комнате не нашлось, потому, примерно прикинув, сколько в миске каши, я съела только половину.
Оставшееся протянула приятельнице со словами:
— Давай ешь, пока никто не видит.
То, что Лаура была голодна так же, как и я, было заметно невооруженным глазом. Косясь в миску, она несколько неуверенно начала отнекиваться:
— Ты что! Это же тебе принесли… Да и не такая уж я голодная, чтобы у больной отбирать.
— Не глупи. Миска здоровая, нам на двоих вполне хватит. Ешь быстрее, скоро придет сестра Брона. Ни к чему, чтобы заметили нарушение.
Голод не тетка. А то, что на местном рационе чувство голода было постоянным у всех живущих в монастыре, понятно и так. Кашу моя приятельница ела, даже прикрывая глаза от удовольствия. И я ее вполне понимала. Сама я небольшая любительница каш и готовила их крайне редко. Но есть большая разница между тем месивом, которое подавали в столовой, и нормальной едой. К сожалению, до прихода сестры Броны Лаура доесть не успела и, заслышав цокание из коридора, торопливо отставила миску на стол.
Впрочем, монашка, которая принесла закутанный в тряпки глиняный кувшин с горячим травяным настоем, кажется, все и так поняла. Она не стала забирать миску, в которой оставалась еще еда, и, выходя, тихонько шепнула Лауре:
— Вытри губы, милая.
Кусок хлеба с маслом мы просто разорвали пополам и запили все это горячим отваром, в который какая-то добрая душа щедро добавила мед.
После сытной, а главное, вкусной еды меня сморило. И это был, как мне кажется, первый совершенно нормальный, крепкий и здоровый сон. Проснулась я ближе к вечеру и сразу увидела Лауру. Она тоже спала, положив руки на стол и склонив на них голову. Спала, кстати, она очень чутко: как только я шевельнулась, чтобы сесть, девушка испуганно открыла глаза и только сообразив через мгновение, что в комнате кроме нас никого нет, с облегчением выдохнула: