— Сколько изволите, госпожа Хофер?
— Четыре четвертинки.
Я решила, что мне послышалось. Как это – четыре четвертинки? Однако матушка Анна привычно приняла от молодой девушки плату: восемь мелких куриных яиц, сушеная травка, которую она пересыпала в собственную тряпку, и горсть сушеных слив. Буханку покупателям она положила целую. Женщина между тем сочла нужным объяснить:
— Тереса с мужем к нам в гости наведались. А сегодня у сватьи именины. Так вот, чтобы не с пустыми руками… – она кивнула на корзину в руках служанки.
Самым поразительным было то, что никто из них не пытался со мной даже поговорить. Мужик, который был отцом прошлой Клэр, просто окинул равнодушным взглядом. Женщина, которая была матерью, старалась выглядеть презентабельнее в глазах монашки. И только девица, симпатичная и чернявая, окинула меня недобрым взглядом. Буханку отдали служанке, которая уложила ее в большую корзину рядом с яйцами и куском выглядывающего из заскорузлой тряпки соленого сала. Женщина-мать, неловко потоптавшись у прилавка, вздохнула, перекрестила меня и, так ни о чем и не спросив, двинулась за мужем куда-то в сторону.
Встреча вызвала у меня очень смешанные эмоции. Первоначальный страх перетек в откровенную растерянность. Они не жалели меня, не злились, а просто отнеслись, как к чужому, малознакомому человеку. Подождав, пока уймется сердцебиение и я смогу ровно дышать, тихонько спросила сестру Анну:
— А чего это они так? Как к чужой…
— Так ты, милая, теперь чужая и есть. Тереска вон, видишь, с мужем к ним приехала, почет оказала, к сватам на обед приглашение на обед привезла. А ты в баронский дом войдешь. Думаешь, баронесса твоя станет их на обеды приглашать? Они для нее голытьба, хоть и благородные. Ты, девонька, теперь отрезанный ломоть…
Больше я вопросов сестре Анне не задавала. Но нужно признать, что равнодушие семьи к судьбе Клэр меня потрясло. Покупателей становилось все меньше. Я сидела на месте возчика в телеге и думала: «Семейка, в которой я буду жить, она ведь, похоже, еще хуже. Если я забеременею и ребенка рожу, в такой обстановке его нормально не вырастить будет…».
Теперь все мои мысли сводились к тому, что мне нужно как можно больше узнать о внешнем мире и постараться сбежать. Выяснить, как безопаснее всего путешествовать. Раздобыть где-то документы, а для начала понять, есть ли они тут вообще. Найти средства на первое время. Я даже с интересом посмотрела на церковную кружку. Однако поняла, что те несколько монеток, что бросили в течение дня в коробку, меня точно не спасут.
В общем-то, итогом так напугавшей меня в начале встречи с семьей, было только усилившееся чувство тревоги и безнадежности. К концу торгового дня на телеге осталось штук шесть буханок хлеба. Однако Анна была довольна:
— Это славно сегодня расторговались! А остатний хлеб в печи просушим, и к весне сестрам сухарики будут. Чай, не пропадет добро. Да и осталось сегодня совсем чуть. Давай собираться, милая. Так ноги отекли у меня, аж жуть.
Мальчишкам, которые привели коня и помогли, сестра Анна выдала четыре яичка и чуть заветренную уже четвертушку хлеба.
***
С этого дня сидение в монастыре стало мне еще тяжелее. Однако хватило ума понять: если настоятельница заметит, что прогулки мой аппетит не увеличивают, то меня лишат и этого. Потому после ужина я сходила в трапезную и стащила оттуда миску. В неё я и стала перекладывать часть своей порции каши для сестры Броны. Хлеб я весь отдавала ей. Помня от том, какими руками месят это тесто, я не могла заставить себя взять в рот хоть кусочек.
Несколько дней сидения в швейной мастерской закончились тем, что порция сестры Броны начала увеличиваться каждый вечер. Я просто не могла впихивать в себя еду. Может быть, это и вызвало бы новый конфликт, но перед выходными ночью вновь пришла сестра Анна и забрала меня в пекарню.
Еженедельные визиты в город и разговоры с людьми были моей единственной отдушиной. По крайней мере, к середине лета я уже довольно бойко торговала сама, помня, кому и сколько нужно отрезать хлеба. Точно зная, каких семян можно взять горсть, а каких не меньше трех. С легкостью отличая свежие яйца от старых.
Сестра Анна, для которой моя помощь в торговле оказалась весьма весома, по ночам со вздохом говорила:
— Ложись-ка ты спать, девонька. Закваску я и без тебя поставлю, да и формы набьем сами. А уж утром, как хлеба грузить, я тебя и разбужу.