— Батюшка у него лавочник. А он сам на подмоге. Сестра еще есть, старшая, но давно ее отделили и взамуж выдали. А свекровка померла три месяца назад, – тут девушка перекрестилась и со вздохом добавила: – Нравная она очень была. И мужа своего, и Пауля моего вот так вот держала, – напарница сжала загорелый кулачок и потрясла им в воздухе. – Потому и замуж за него идти боялась: очень уж матушка его ядовитая была. Впрочем, – Лаура вздохнула и, слегка повернувшись, погладила меня по плечу, – с твоей-то покойная тетка Янина и не сравнилась бы. Намаешься ты, девка… ох и намаешься…
— Лаура, я и тебя то едва в лицо узнала. А уж жених мне вовсе чужим показался! Как есть, ничего про семью его не помню. Может, расскажешь, что знаешь?
Лаура неопределенно пожала плечами и сообщила:
— Болтают про них многое… Но то, что у баронессы служанки каждые несколько месяцев меняются: это доподлинно известно. И каждая, кто уволилась, всякие страсти рассказывает. И бьет она их, и щипать любит, и гоняет по лестницам почем зря…
Много что про нее болтают. А больше всего про то, что жрет как не в себя. Потому почти не ходит, и вот это самое кресло с ней таскать никаких сил не хватает. А лакея на такую работу она брать не велит: дескать, неприлично, чтобы баронессу посторонний мужик возил. Оттого и сына женить надумала на тебе.
Горничную-то, слышь, после смерти последней невестки найти не могут. Никто не идет. Известное дело: твои родители супротив нее ничего не стоят. Так что защиты тебе никакой не будет. Ежели надеешься, что муженек по осени в графские войска уйдет, так сильно не обнадеживайся. Уйти-то он уйдет, но никакого облегчения тебе от этого не станет.
Она еще некоторое время рассуждала о баронском доме. Рассказывала, что не больно они богатые, но и не последний кусок хлеба доедают. Что при доме у них огород большой и сад. В саду работник есть, который всем и управляет.
— А вот в огород-то баронесса сама ездит. Она, понятно дело, почти не ходит: вроде как здоровья слабого. Но невесток-то обеих на огород гоняла. Это я и сама лично видела: сидит баронесса в кресле своем с колесиками под деревом в тенечке, а невестка сорняки щиплет, глаз не поднимая, в самый солнцепек. Даже монастырские понятие имеют и в полдень работать в огороде не заставляют!
А баронесса, сказывают, даже пить в это время невесткам не велела: дескать, нахлебаются воды, отяжелеют и потом работать споро не смогут. Первая-то жена вроде как на том огороде ребеночка и скинула…
Состояние странного отупения накрывало меня медленно, но неотвратимо. Эту дерзкую, но простодушную Лауру я слушала так, будто она просто пересказывала необычные страшилку. Я все никак не могла поверить, что эти монстры из её рассказа будут иметь ко мне какое-то отношение. Между тем соседка легонечко толкнула меня в плечо:
— Будет болтать. Иначе до вечера мало что сделать успеем.
— Лаура, а почему бы не взять хоть какую-то тележку и воду таскать не ведрами, а в этой самой тележке? Наклон здесь небольшой, вдвоем вполне можно поднять сразу хоть бочку. Ты понимаешь, что мы большую часть времени тратим не на полив, а на беготню туда-сюда?
Девушка странно посмотрела на меня, пожала плечами и сообщила:
— Откуда же мне знать? От веку так поливали и меня так научили. Чай, монашки-то не дурнее нас. Видать, есть причина, почему они тележкой не пользуются.
Между тем я никакой причины не видела. Наклон капустных грядок действительно невысок. Если колеса тележки встанут так, чтобы не цеплять капустные листья в междурядье, то поднимать наверх сразу много воды и идти по рядам будет значительно легче. А главное, намного быстрее.
Никогда я не была склонна к изобретательству, но что такое отработанная технология, прекрасно понимала. И вот технология поливки капустных грядок мне не нравилась абсолютно. Я видела и понимала, что это никакая не технология, а тупое использование бесплатной рабочей силы. Самое обидное – совершенно нерациональное использование.
Глава 6
Через некоторое время после отдыха я почувствовала себя значительно хуже: кружилась голова и весь мир вокруг меня как бы слегка двоился. Я начала отставать от Лауры и первое время слушала ее ворчание:
— Клэр! Этак работать – завтра до заутреней поднимут и завтракать не дадут! Я и так в монастыре отощала, как кошка уличная. А Пауль у меня любит, чтоб женщина в теле была и здоровьем пыхала! Конечно, бросить он меня не бросит: приданое за мной доброе дают. Бабушка моя, упокой, Господи, ее душу, постаралась. Только и мне ведь нужно, чтобы муж не за одно приданое в дом брал, а чтобы и сама я ему душу грела. А ежли без конца вместо еды одни молитвы, так я и до свадьбы не доживу!