— Пройдемте, мне скрывать нечего. Я вам все расскажу про то, как мою девочку похитили. Спасибо, что хоть вам интересно, что было на самом деле. — Она начинает говорить быстро, плачущим каким-то тоном.
Меня это немного смущает. То ли у нее так все накипело, что она хочет выплеснуть это первому встречному, то ли она уже точно знает, как нужно себя вести в подобной ситуации и что говорить.
Я снимаю обувь, ставлю ее в прихожей. Оглядываюсь. Как чисто и светло! Крашенный коричневой краской пол, столы с белыми кружевными скатертями, на подоконнике — горшки с зелеными цветами.
Мы садимся: Люба, мать, — рядом со мной, напротив — тоненькая девочка, сестра Заиры. Точеные черты лица, тонкая кость, какие-то раскосые, тоскующие светло-зеленые глаза. Копия француженки Ванессы Паради.
Мать тем временем начинает бойкий, очень бойкий, рассказ о таинственном исчезновении Заиры.
— Она у меня поехала к сестре на свадьбу в станицу Калиновскую. Я ее просила: Заира, не оставайся там ночевать, пожалуйста, я больная, приезжай пораньше. Она говорит: «Хорошо, мамочка!». Уехала. В первую ночь я ее не ждала — все же свадьба, задержалась девочка в гостях. А на второй день я стала беспокоиться. Понимаете, она у меня такая была послушная, правильная, на пять минут выйдет за двор: «Мамочка, не кричи, я через пять минут вернусь». И ровно через пять минут и возвращалась. Хорошая девочка была…
Ой, какая хорошая! Но она у меня молилась. Платок закрытый носила. Всегда молилась. — Вдруг Люба резко соскакивает с темы и зачем-то начинает говорить о религиозности дочери. — Но она не ваххабитка! Это все неправда! Если бы она ею была, она бы книжки какие-то специальные читала, девочек из села агитировала. Но этого же не было!
Она достает фотоальбом и показывает Заирины снимки. Что меня поражает: Заира действительно везде в закрытом платке. И вдруг, нечаянно, Люба открывает страницу с фотографией, где Заира — в белом свадебном платье!
— Она была замужем? — поражаюсь я. Ведь это все меняет. Это след, зацепка. История о похищении просто умирает.
— Нет-нет, — Люба аж подскакивает. — Это она меряла платье, когда подруга выходила замуж. У нас обычай такой — мерять платье невесты, чтобы горя не знать.
Ничего себе фантазия! О таком обычае я никогда не слышала, как не слышали о нем и мои друзья-чеченцы. Значит, факт замужества скрывают. Интересно, потому что она была вдовой или потому что муж тут тоже очень при чем?
Но Люба говорит о другом.
— Заира молилась, да. Но и я молюсь, и муж мой молится, все мы молимся. А после войны так вообще мы постоянно молимся. Война, нам страшно. Мы так спасаемся от страха. Понимаете?
Я киваю. Она немного успокаивается, кладет руки на колени.
— Ну так вот, Заиру на второй день проводили из Калиновской в Наурский район. Родственницы мои посадили ее прямо в автобус. Автобус поехал. Но она так и не приехала. Пропала моя девочка — как в воду канула. Исчезла.
Это в воскресенье было, а в понедельник ко мне приехали два мужика. Один — мулла с Комсомольского. Привез записку: «Заира вышла замуж. Город Грозный, площадь Минутка, тейп Белгатой». Я спросила: как замуж?! Аж не поверила. Она уже, понимаете… — Она вдруг замешкалась. — Жених у нее уже был. Валид, он в Казахстане живет, а на осень у них свадьба назначена была.
Она так увлеченно, не останавливаясь, ведет свой рассказ, что невольно закрадывается мысль — может, она просто боится остановиться и сбиться? Она волнуется, но все ее волнение — в речи, восклицаниях, интонациях. Сама же неподвижна, как большая кастрюля с опарой.
— Ну так вот, когда мужики эти пришли, я на них кинулась прямо как львица, «Где моя девочка, — кричу. — Ничего не знаю, верните мне девочку». Мулла дает мне 200 долларов и говорит, что он ни при чем, а просто передает деньги — калым, — как его попросили. Я после него побежала к Медине, родственнице нашей. Говорю: где Заира? Она: так я ж ее проводила на автобус. И ну давай мы рыдать: девочку у нас украли. И тетка пришла, тоже рыдать стала.
Стоп! Какая-то каша получается: приходит человек, платит калым за дочь, которая якобы ПРОСТО вышла замуж, а ее мать бегает по родне, ревет как белуга и причитает, что девочке — конец.
Что-то ничего не сходится.
— Я спрашиваю у этого муллы: откуда деньги и записка? Моя девочка не собиралась замуж! Оказалось, что ему Ахмед Хамзаев из Беркат-Юрта дал этот сверток и просил отвезти. А Хамзаеву это дала женщина лет 40–45. Она ему сказала: девочка согласна, отвези 200 долларов ее родителям.