Лягушачий хор внезапно умолк.
О боже… Он говорил серьезно. У Оливии взмокли ладони и защипало глаза.
Саймон Себастьян просил ее выйти за него замуж. Не для любви. Не для того единственного, что имело смысл. И смотрел на нее так, словно предлагал прогуляться в лес или поиграть в крокет. Для него в этом не было ничего особенного.
Оливия поставила бокал с хересом на маленький овальный столик, поднялась, подошла к открытому окну, оперлась руками о подоконник и посмотрела на отражение комнаты в стекле.
— Почему? — спросила она.
Лягушки заквакали вновь.
Когда Саймон ответил, его тон был куда менее бесстрастным.
— Одну причину я вам уже назвал.
Оливия покачала головой.
— Нет. Этого мало.
— Согласен, это еще далеко не все. И даже не самое важное. Но надо было с чего-то начать.
— Ладно. Продолжайте.
И Саймон продолжил:
— Шесть лет назад Шерраби принадлежало моему брату Мартину. Конечно, это был и мой дом, и я был привязан к нему. Но не слишком задумывался о судьбе поместья, поскольку знал, что оно никогда не будет моим.
Оливия, глядя в стекло, увидела, что он провел рукой по лбу.
— О да, конечно, поместье приносило мне доход, — сказал он так, будто речь шла о дешевой однокомнатной квартирке. — В этом смысле Себастьянам повезло больше, чем многим другим. У наших предков хватило мудрости вкладывать деньги в разные предприятия, поэтому мы сумели сохранить земельные владения и кое-что получать от них. Но ответственность за судьбу Шерраби лежала не на мне.
— А сейчас лежит. — Оливия следила за севшим на подоконник мотыльком. — Это большая разница?
— Да. — Внезапно тон Саймона стал таким же бодрым, как его слова. — Пока я не умру, Шерраби в безопасности. Но если я не оставлю потомства, поместье отойдет к моему двоюродному брату Джералду. Такова традиция и условия майората, против которых я бессилен.
Мотылек вылетел в окно, и Оливия набралась смелости обернуться.
— Да, понимаю. Не понимаю только, какое это имеет отношение ко мне.
Саймон не изменил позы, но внутренне напрягся, и Оливия поняла, что сейчас он скажет нечто очень важное. Во всяком случае, для него.
— Я не хочу, чтобы Шерраби перешло к Джералду, — сказал он. — Мой кузен — жалкий паразит, который живет за чужой счет. Смазливая физиономия позволяет ему пользоваться успехом у женщин, но в конце концов они его раскусывают. Если Джералд станет хозяином Шерраби, через несколько месяцев от поместья не останется камня на камне. Он продаст все, что сможет, а в особняке будет проводить уик-энды куча безмозглых слизняков, точнее, туча саранчи. Поверьте мне, через несколько лет от Шерраби останутся одни стены. Я не хочу, чтобы это случилось.
— Конечно нет. — Оливия была искренне потрясена. — Но я все еще не понимаю…
Саймон поднял руку.
— Сейчас поймете. Естественно, выход заключается в том, чтобы произвести на свет наследника. — Он насмешливо изогнул губы. — Когда мать была здесь в последний раз, она твердила мне об этом по крайней мере ежедневно. И продолжает твердить в каждом письме, не считая звонков по телефону. — Он развел руками. — Я согласен, идея плодотворная. И задача приятная, при условии, если я найду подходящую женщину.
Подходящую женщину? Нет. Не может быть. Оливия отказывалась верить своим ушам. Саймон не мог считать ее подходящей. А если все-таки мог?.. Она прижала руку к груди, пытаясь унять сердцебиение.
— Да, это я понимаю… — осторожно начала она.
— Слава богу. Но для того чтобы произвести на свет законного наследника, нужна законная жена. Вы это хотели сказать?
Она думала совсем о другом, но на всякий случай кивнула.
— Совершенно верно, — подтвердил Саймон. — И тут, дорогая миссис Нейсмит, на сцене появляетесь вы.
Оливия закрыла глаза и попыталась осмыслить услышанное.
По какой-то непонятной причине Саймон Себастьян с неслыханной и непростительной дерзостью решил сделать ее своей племенной кобылой. Она с возрастающим гневом смотрела на загорелые пальцы, сжимавшие хрупкую ножку старинного хрустального бокала.
— Нет, — сказала она. И вновь повторила: — Нет. Я не корова, не лошадь и по требованию не размножаюсь. И не понимаю, с чего вы решили, будто я могу захотеть выйти за вас замуж. — У нее жгло веки, лицо вспыхнуло. Как смел этот высокомерный, властный, дерзкий человек думать, что ему достаточно кивнуть, чтобы она легла с ним в постель и начала размножаться?