Она уже была у дверей, когда почувствовала на плече руку Саймона.
— Подожди минутку, — сказал он, — мне надо кое-что выяснить.
Оливия ждала. Она не смогла бы сдвинуться с места, даже если бы хотела этого. От его прикосновения у нее ноги приросли к полу. Языки пламени пронзали ее грудь, заставляли задыхаться, а она знала только одно — это пламя исходит от мужчины, который стоит у нее за спиной. Когда он положил на ее плечи обе руки и привлек к себе, жар стал нестерпимым и Оливия едва не лишилась чувства.
— Ага, — сказал Саймон. — Я так и думал. Это ответ на один из моих вопросов.
— Ч-что? — заикаясь пробормотала Оливия, которая понимала только одно — она не может жить без этого мужчины.
— Что ты обольстила меня в ту ночь не только из верности долгу.
Он почти угадал. Потому что в конце этой сцены верность долгу не играла никакой роли.
— Не только, — призналась Оливия, отчаянно пытаясь не выдать себя.
— Прекрасно, — пробормотал Саймон. — Долг и похоть. Первое скучно, второе чаще всего грязно. Комбинация не из лучших, верно? Конечно, если в нее не входит доверие.
Его слова возымели действие. Оливия обнаружила, что она может двигаться.
— Ты ведь не просишь так много, правда? — с горечью спросила она.
— Не думаю. — Ладони Саймона скользнули по ее рукам, погладили их, а затем медленно спустились на бедра.
Оливия застонала и крепко прижала к груди папку с рукописью. Саймон продолжал гладить ее. Когда у нее вновь отнялись ноги, Оливия повернулась к нему лицом и с отчаянной надеждой посмотрела в глаза.
Она сама не знала, что ожидала увидеть. Что угодно, только не отсутствие эмоций, только не равнодушие и холодное бесчувствие. Взгляд Саймона заставил ее ощутить такую колоссальную потерю и такое глубокое горе, которых она еще не испытывала. Но как она могла горевать о потере того, чего у нее никогда не было?
Что с ней случилось? Что случилось с тем браком, который был так удобен всем, кого это касалось? Он не нравился Саймону. По крайней мере, она так считала. И безусловно, не нравился ей.
Но он нравился Джейми.
Оливия закрыла глаза, чтобы не видеть загадочную маску, в которую превратилось лицо ее мужа. Могла ли она продолжать эту жизнь, борясь с сомнениями, замешательством и одиночеством ради своего кудрявого сына? Именно так она жила с Дэном. И выдержала.
Тут же все было по-другому.
Прошло несколько секунд, и она снова посмотрела на Саймона.
Черты его сильного лица были хорошо видны в беспощадном свете ясного ноябрьского утра. Вокруг глаз Саймона залегли глубокие морщины, которых месяц назад не было и в помине. Орлиный нос стал длиннее, отчего Саймон казался старше своих лет. Он смотрел на нее как слепой и продолжал мучить, гладя, лаская и сжимая ее бедра и ягодицы, пока Оливии не захотелось крикнуть, чтобы он овладел ею прямо здесь, на письменном столе, если хочет, пока она не сошла с ума.
Он нарочно мучил ее. Она поняла это по очертаниям его губ.
— Зачем, Саймон? — прошептала она. — Зачем?
— Почему бы и нет? — ответил он. — Это доставляет мне наслаждение. А тебе?
Он знал, что доставляет. Мучительное наслаждение. Но что он хотел доказать, заставляя ее признаться в этом? И что она хотела доказать ему?
— Как это может доставлять наслаждение? — страстно спросила она. — Я не мазохистка. Саймон, я думала, ты не хотел…
— О, я хотел, — тихо сказал он. Какой мужчина не захотел бы? К несчастью, я не хочу играть роль племенного жеребца. Несмотря на твой сексуальный хвостик.
Оливия застонала, когда пальцы Саймона выбили многозначительную дробь на соответствующей части ее тела. А когда они двинулись к внутренней части бедра, она не вынесла этого и вырвалась из его объятий.
— Из этого ничего не выходит, правда? — прошептала она, привалившись спиной к двери и пытаясь справиться с дыханием.
— Из чего?
— Из нашего брака…
— О, не знаю. Как по-твоему, что мы должны сделать, чтобы придать ему пикантность?
Так беззаботно, так насмешливо, так небрежно… Оливии захотелось вцепиться ему ногтями в лицо.
— Слишком поздно, — холодно сказала она. — Мы дали клятву в церкви, и я обещала…
— Ты обещала "иметь и хранить". С того дня и до конца жизни, — ответил Саймон. — Ты ждешь, что я освобожу тебя от этого обещания?
Невыносимая боль сжала грудь Оливии. Неужели она ждала освобождения?
— А ты бы освободил меня? — спросила она.
— Я этого не сказал.
— Нет. Но если бы сказал, я… — Она подняла дрожащую руку и отвела пышную прядь волос, упавшую ей на глаза. Если бы он сказал, что тогда? — Саймон, чего ты от меня ждешь? — спросила она. — Мы женаты всего два месяца, но… — Ее голос неожиданно дрогнул. — Я прожила с Дэном семь лет. Если бы он не умер, я прожила бы с ним всю жизнь.