— Почему это? — Эмма умело скрывала раздражение, но Зак слишком хорошо ее знал, чтобы обмануться. — Я получаю деньги за свою работу, — напомнила она, не слыша от него ответа. — Жалованье, конечно, не королевское, но достаточное, чтобы жить в приличном доме.
Зак кивнул.
— Вижу. Значит, дни ты проводишь в травмпунктах, а вечерами сидишь за спиной охранников в форме? Так? — Он говорил спокойным, ровным тоном. Эмма не должна была догадаться, что при виде синяка на ее щеке ему захотелось ломать мебель и крушить безупречно белые стены.
Он решил, что Эмме удалось справиться с раздражением. Улыбка девушки выглядела вполне естественной.
— Не совсем. Днем я обычно собираю материал для своих призывов. Иногда и вечером тоже. Может, присядешь?
Зак посмотрел на нее с нескрываемым осуждением и опустился на ближайший бирюзовый диван.
— Почему ты приехал? — спросила Эмма, стягивая свитер у горла.
Зак гадал, не придумать ли какой-нибудь убогий предлог, объяснявший его присутствие в городе, но в конце концов отказался от этой мысли. Лгать он предпочитал только в крайних случаях.
— Саймон сказал, что ты решила дать себя убить, — сказал он. — Я приехал убедиться, правда ли это.
— Ох… А если это так?
— Если так, я сделаю все, чтобы ты выбрала не столь быстрый способ оказаться на том свете.
— Очень мило, что тебя это волнует. — Эмма стояла рядом, и он не видел ее лица. — Как бы там ни было, Саймон ошибся.
— Рад слышать. Значит, ты перестала ходить в эти места?
— Места? — Ее тон был таким непринужденным, словно Зак говорил о посещении цирка или зоопарка.
— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Трущобы. Гетто. Кварталы бедноты. И я не сомневаюсь, что ты выбрала это сама. — Зак повернулся к ней лицом. Она отступила в арку и стала похожа на маленькую серую мышку, защищавшую свою норку от страшного черного кота.
— Нет, — сказала девушка. — Я не перестала ходить туда, где могу быть полезной. Ты сам всегда говорил, что я избалованная. Так почему ты не хочешь, чтобы я узнала, что такое жизнь во всех ее, даже самых страшных, проявлениях?
Зак встал. Внутри разгоралось медленное тепло, которое не имело ничего общего с чувственностью. На мгновение он утратил контроль над собой. Это была Эмма. Его Эмма. Она не имела представления о том, что делала. Девчонке крупно повезло, что она выжила и отделалась лишь синяками и царапинами. Но даже если бы ей досталось еще сильнее, она не собиралась складывать эти трофеи к его ногам.
— Я не возражаю, причем категорически, против того, чтобы тебя убили, — сказал он. — Или сделали что-нибудь похуже.
— Хуже? — Брови Эммы поднялись вверх. — Ты говоришь о "судьбе, которая хуже смерти"? Это кто, Шекспир?
Зак начинал чувствовать то же, что чувствует бык на арене, когда его дразнят пикадоры.
— Я говорю о тебе, черт побери! Нью-йоркские улицы — не место для бабочек, Эмма. Ты можешь думать, что это игра — точнее, игра в крестовый поход против бедности. Но едва ли ты будешь смеяться, когда однажды очутишься в морге.
— Нет. — Когда Зак угрожающе шагнул в ее сторону, Эмма попятилась на кухню и слабо улыбнулась. — Едва ли. Но ведь я тогда ничего не буду чувствовать, верно?
Хотя Эмма крепилась изо всех сил, Зак понимал, что она готова заплакать. При мысли о гаде, который называл себя мужчиной, но посмел ударить девушку, он выходил из себя.
Эмма часто замигала, и ее дерзкое курносое личико внезапно показалось Кенту таким невыносимо милым, что ему захотелось подойти поближе, схватить эту дрянь за плечи и трясти до тех пор, пока она не поклянется, что больше никогда не будет подвергать риску свою хорошенькую шейку.
Это была очень тоненькая шейка. Он мог бы свернуть ее одной рукой…
И только печаль, стоявшая в ее необыкновенных глазах — сегодня вечером серых, а не зеленых, — не позволила Заку поднять на нее руку. Что он делает? Зачем думать о бессмысленном насилии, когда все, чего он хочет, — это обнять Эмму и защитить ее.
Чтобы не поддаться искушению, он сунул руки в карманы. Будет нелегко защитить Эмму от самой себя. Она смела, упорна и упряма как осел. Зак помнил, как она, еще не умея плавать, бросилась в озеро Шерраби, чтобы спасти тонущего котенка. В тот раз он оказался рядом и вытащил ее. Но сейчас он не мог придумать никакого другого плана спасения, кроме ее похищения и тайного вывоза в Англию.
И все же он спасет ее, хочет она того или нет.
— Эмма, — рассудительно начал Кент (впрочем, не слишком надеясь на то, что она послушается), я не хочу, чтобы ты занималась этой работой. Это слишком опасно. Ты можешь с таким же успехом зарабатывать деньги, сидя в кабинете.