— Все что ни делается — к лучшему, и так село, почитай, уже года три смеется, только ты один ничего не ведаешь.
А я ему говорю:
— Ты же — власть, неужели нет управы на развратного попяру? Он же церкви отец, а не какой-нибудь управляющий отделением, ему положено высоко моральным быть, а не чужих женок блядовать!
— Что я ему за власть, — отнекивается председатель, — ты разве не знаешь, что у нас церковь отдалена от государства? Иди лучше сам к нему, поговори по душам, глядишь — и общий язык найдете! При общей жене найти общий язык — дело плевое…
Ну, я к попу, конечно, не пошел, буду еще перед каждым христопродавцем унижаться, дам ему лучше бой по всем правилам: открою глаза на подлого блудника в рясе областному церковному начальству.
В общем, решил я ехать в город, сходить в храм к благочинному да спросить его: как там, правда ли у них не принято «возлюбить жену ближнего своего» или это не про попов писано?
Приезжаю в Херсон, иду через рынок и вижу: продают новенькие ученические формы. Скоро начало учебного года, как тут не сделать сыну подарок? Подбираю размер, даю деньги, и мне ее заворачивают в такой нарядный пакетик, с голубой ленточкой — загляденье просто!
Жду почти час приема у владыки, кругом снуют попики благостные, наконец, захожу. Кабинет у него небольшой, мебели всего ничего: письменный стол у окна, ближе к двери маленький столик о двух креслах. Поздравствовались, усадил он меня в кресло, сам устраивается напротив:
— Зачем пожаловали?
А мне неудобно: руки заняты, ну я и кладу свой пакет на столик. Тут батюшка глазами по сторонам зазыркал, шипит:
— Не сюда, не сюда… — сам вскакивает, хватает пакет, прижимает к груди и — бегом к письменному столу, засовывает его в нижний ящик поглубже.
Начинаю рассказывать свое дело, а у самого в голове совсем другое: зачем это, думаю, спрятал он Лехину форму?
Короче говоря, форму у него я таки забрал, но и разговора у нас не получилась. У попа лицо побагровело, вроде его удар хватил:
— Уходи, — замахал он руками, — нечестивец, с делами блудодейскими своими, изыди, сатанинское племя!..
Вот и понял я, что трудно найти правду в наше время, но ничего, едем мы теперь с Лехой к самому митрополиту в Одессу, расскажем, как наши попы над людьми измываются. Своего добьемся, а когда отца Андрея в три шеи выгонят, то и Зинка никуда не денется — как миленькая вернется. Правда — она себя всегда покажет!
Отец и сын снова просмотрели друг на друга. На этот раз веско, с осознанием важности возложенной на них благородной миссии, как смотрят люди, готовые на любые жертвы и неприятности во имя своих высоких убеждений.
История, прозвучавшая в купе, напомнила Василию Ивановичу что-то очень знакомое и давным-давно слышанное. Нечто похожее, он в этом почти уверен, ему уже где-то рассказывали. Только там, кажется, речь шла не о священниках. Ага, вот оно что… Внезапно он вспомнил, ясно и отчетливо, Оксанину балку — и какое она произвела тогда на него жуткое впечатление. Да, определенное сходство есть. Правда, там все закончилось куда трагичнее.
— Чего только не бывает на свете… — задумчиво сказала дама, вновь раскрывая книгу, — а вы не допускаете, что они просто любят друг друга, возможно, разумнее оставить их в покое?
— Не покой им, а — заупокой! — оскорбился полный гражданин.
— Мне когда-то рассказывали историю, очень напоминающую вашу, — промолвил Василий Иванович. — Так там, действительно, все закончилось заупокоем…
Дама вопросительно посмотрела на него. Толстяк глядел недоверчиво-выжидающе, и Василий Иванович решился.
— Раньше мне довелось работать в одном селе, Понятовке, которое находится километрах в тридцати от города. Хорошее такое село, ухоженное, и люди в нем добрые, отзывчивые. А рядом с ним — другое, Орлово, немного поменьше. Между селами — неглубокая балка. И слышу я все время от местных жителей: Оксанина балка; перейдите Оксанину балку; там, за Оксаниной балкой… Короче, заинтересовался я — почему эта балка так называется? Кто она, эта неизвестная мне Оксана?
И узнал вот что. Много лет назад жила в Понятовке одна молодая семья. Жена — Оксана, муж — имени его уже не помню, кажется, Григорий, и маленькая дочка. Оксана — рассказали мне — настоящая русская красавица, высокая, статная, с тяжелой русой косой. Говорят, у нее были удивительно красивые голубые глаза с так редко встречающейся нежной поволокой, сквозь которую иногда проскакивали насмешливые ярко-серые искорки. Ее муж ничем особым не выделялся, был молчалив и, как многие другие молчуны, немножко себе на уме. В общем, нормальный парень, из зажиточной семьи, трудолюбивый, физически крепкий. Хотя прозвище у него было не очень благозвучно, а ведь сельские «кликухи» часто являются краткой характеристикой человека. Его называли «Никчема».