Даже окно в кабинете было особое, не позволявшее с улицы заглянуть внутрь.
Естественно, Михалина легонько толкнула дверь в кабинет, но там даже нормальной дверной ручки не было, одна только странная рукоятка, которую никак не сдвинуть. Может, он так и сидит там со вчерашнего дня, ведь радио по-прежнему тихо шепчет внутри? Ну так пусть и сидит хоть целый год, она ему мешать не станет.
На следующий день Михалина так встревожилась, что даже не стала наводить красоту. Без толку и без цели слонялась она по коридору, возле двери в кабинет.
Вот тут-то она и ощутила это. Запах.
До неё не сразу дошло, что же она чует.
А когда дошло, первым делом проверила холодильник — не завоняло ли у неё там случайно мясо, но нет, все было в порядке, запах шел не из холодильника. Потом обошла вокруг дома — может, какое-то животное залезло в сад и сдохло, но ничего не нашла. Тогда Михалина стиснула зубы и начала нюхать по всему дому, но наконец скрывать от самой себя ужасную правду стало невозможно.
Вонь шла из-за дверей кабинета.
Несмотря на свою нынешнюю наружность, Михалина некогда была красива, прожила богатую жизнь, хотя и в четко очерченных рамках.
И где-то в мозгу у неё закодировалось, что в случае чего звонить нужно не кому попало, а только одному человеку.
И она позвонила одному человеку.
Человек тот очень надеялся, что все неприятности для него уже миновали и теперь он сможет пожить спокойно, с удовольствием пользуясь тем, что нажил с помощью подлости и хитрости.
И надо же случиться, что как раз в тот момент, когда позвонила Михалина, к нему нагрянула налоговая инспекция, — вне всякого сомнения, гадко и злонамеренно кем-то подосланная. Так что сейчас ему только и не хватало для счастья, что звонка от Михалины — живого свидетеля событий, происходивших пятнадцать лет тому назад.
Злой как тысяча чертей, он попытался отвязаться от нее, но инициативу, а вместе с ней телефонную трубку у него перехватил один из налоговых инспекторов, и Михалине пришлось-таки выплеснуть свое беспокойство на кого попало.
Кто попало передал дело в руки полиции.
Поздно вечером перед калиткой благодетеля остановилась обычная патрульная машина, и парни в мундирах позвонили в дверь.
Михалине не оставалось ничего иного, как открыть.
— В чем дело? — с интересом спросил сержант Вильчинский. — Мы получили настолько странное сообщение, что я, признаться, ничего не понял. Вы здесь живете?
— Нет, — ответствовала Михалина и сообщила, кто здесь живет.
— О, холера, — заволновался Вильчинский. — И что?
— И что-то воняет.
Сопровождавший Вильчинского капрал Тшенсик, много лет проработавший в местном отделении, недовольно скривился:
— Пани, да тут все воняет. А вы бы хотели, чтобы в таком имении розами пахло?
— Что именно воняет? — деловито осведомился Вильчинский.
— Вот этого я вам не скажу, — возмутилась Михалина. — Сами нюхайте. Имение как имение, тоже мне! Сад большой, это правда, а дом обыкновенный, как у каждого человека.
— Как у каждого богатого человека, да? — насмешливо произнес капрал. — Безработного, на пенсии...
— Спокойно, Гжесь, — шикнул на него Вильчинский. — Не дай бог, скандал выйдет, тогда все СМИ разом сядут нам на шею.
Деньги — это деньги, и с этим ничего не поделаешь.
На самом деле капрал Тшенсик, разумеется, прекрасно знал, кто здесь живет, потому ещё сильней скривился и замолчал. Мрачная и страшно расстроенная Михалина впустила полицию в дом.
— Ничего не скажешь, воняет, факт, — признал Вильчинский у дверей кабинета. — Откройте, пожалуйста.
— Не получится.
— У нас все получится, — проворчал капрал.
— Что значит — не получится? У вас нет ключа?
— Вы лучше поглядите на эту дверь и на этот замок и тогда не будете задавать дурацких вопросов. Если бы можно было, я бы и сама открыла, вместо того чтобы шум поднимать.
А ключа у меня нет.
— А через окно?
— Да пожалуйста.
Капрал сплюнул, можно сказать, про запас, так как прекрасно понимал, что будет дальше. Он и в самом деле знал, кто здесь живет.
Они с Вильчинским все яснее распознавали мерзкий запах. Ничего не попишешь, в запертое помещение нужно было проникнуть.
У Михалины все сильней сжималось сердце, однако она ещё лелеяла остатки надежды, с каким-то мрачным удовлетворением наблюдая за усилиями пары специалистов, ибо экипаж патрульной машины был вынужден вызвать профессионалов. Стекла были пуленепробиваемыми, дверь же оказывала сопротивление, достойное сейфа в Форт-Нокс. То-то же, вот на что был способен её благодетель, сам все это придумал, сам смонтировал, своими ручками золотыми; выходит, она обожала не какого-то там обыкновенного прихожанина, а человека, равного которому нет во всем мире...