Ребята проснулись потому, что кто-то расталкивал их и покрикивал:
— Эй! Друзья! Подымайтесь!
Над ними стоял красноармеец в шинели, с винтовкой.
— Лейтенант приказал вам одеться и быть наготове. Никуда без приказания не выходить. Вот. Завтракайте.
Он поставил на нары котелки, положил хлеб и вышел.
Мальчики сели, моргая заспанными глазами. Только через некоторое время они проснулись окончательно и вспомнили, где находятся.
Землянка была почти пуста. Лишь незнакомый боец, которого мальчики ночью не видели, спал, не сняв шинели, не расстегнув ремня с подсумком. Тяжелый, почти непрерывный гул шел, казалось, откуда-то из-под земли. Доски на нарах вздрагивали. Временами за дверью слышались торопливые шаги, редкие, отрывистые голоса.
Мальчикам стало тревожно и вместе с тем весело. Натягивая еще не просохший бушлатик. Слава проговорил:
— Что-то там, наверху, делается особенное. Да, Мишка?
— Знаешь чего делается, Слава? Наверное, бой идет.
Они оделись и сели рядом: один — с мешочком за спиной, другой — с портфелем в руках. Голоса и шаги в проходе затихли. Только голос телефониста, быстрый, напряженный, четкий, продолжал доноситься в землянку:
— Марс! Марс!.. Алло. Марс! Дайте сто четырнадцать!.. Калуга слушает! Есть, товарищ лейтенант… Марс! Алло, Марс!..
Слава спрыгнул на пол, чуть приоткрыл дверь, прислушался и снова закрыл ее.
— Никого нет, — сказал он.
Миша пристально посмотрел на него:
— Слава… Как ты думаешь, зачем нам велели одеться и быть наготове?
— Откуда я знаю зачем!
— Слава! А вдруг нам задание хотят дать?
— Какое еще задание?
— Ну… ну, донесение какое-нибудь отнести.
— Держи карман! Так и дадут донесение незнакомому человеку!
Они замолчали. Томительно ползли минуты, десятки минут, а за ребятами никто не приходил. Гул снаружи усилился. Иногда землянка содрогалась так, что лампочка, висевшая под потолком, начинала покачиваться. Спавший красноармеец вдруг сел на нарах, прислушался и вышел за дверь, даже не взглянув на ребят.
Приподнятое настроение у мальчиков прошло. Им стало тоскливо и немного страшно. Что делается там, наверху? Почему все так возбуждены? Почему никто не обращает на них внимания, как будто все забыли о них?
И тут ребята заметили, что телефонист тревожно, громко уже несколько минут повторяет один и тот же призыв:
— Марс! Алло, Марс!.. Марс! Марс!.. Марс!.. Алло! Марс!..
Наступила пауза. Потом негромко прозвучали слова:
— Марс не отвечает, товарищ лейтенант… Да, похоже, что перебита, товарищ лейтенант… Есть, товарищ лейтенант!
— Слава! А, Слава! — сказал Миша.
— Чего?
— Слава, что такое «Марс»?
— Планета, конечно.
— Я не про то. Здесь что такое «Марс»?
— Здесь? — Слава подумал. — Название какое-нибудь секретное. Может, штаб так называется.
— И он теперь не отвечает?
— Не отвечает.
Ребята придвинулись друг к другу поближе.
— Слава, а вдруг… вдруг оттого, что он не отвечает, все пропало?
Слава угрюмо смотрел на носки своих калош.
— И очень даже может быть, — сказал он медленно.
— И, мажет быть, фашисты ворвутся сюда?
— Может, и ворвутся. Может, нас и перебьют здесь всех через полчаса.
После этого они долго сидели, почти не разговаривая, неподвижные, настороженные, прислушиваясь к голосу телефониста, напрасно стараясь уловить в его отрывочных фразах что-нибудь утешительное.
Так прошло часа два, а может быть, три. И тут новая неожиданность обрушилась на ребят: электрическая лампочка, горевшая все время не мигая, вдруг погасла, и в землянке наступил кромешный мрак. В первую минуту приятели не двинулись, не шелохнулись. Потом Слава прерывающимся голосом позвал:
— Мишка! Мишка! Ты… здесь?
— Слава, я здесь… Слава, знаешь чего? Слава, пойдем отсюда… А, Слава?
Слава не ответил.
— Слава, пойдем знаешь куда? Ну, хоть к лейтенанту пойдем. Скажем ему что-нибудь… Пусть он нам хоть задание какое-нибудь даст… Слава, уж лучше там, наверху, погибать, чем здесь, как мыши. Пойдем, Слава!
По проходу кто-то пробежал. Слава дотронулся до Мишиной руки:
— Тихо! Слышишь?.. Может, за нами.
Оба затихли.
Открылась дверь. Взволнованный голос крикнул в темноте:
— Сержант Смирнов здесь? К лейтенанту!
Обескураженные приятели молчали.
— Нет его, что ли?
Шаги удалились. Прошло минуты две. Что-то особенно тяжело грохнуло наверху. Слава спрыгнул с нар:
— Пойдем!