— Всё? — спросил Яша недобрым голосом.
— Всё.
— Так вот, слушай меня. У нас не завод, а пионерский лагерь. А вы пока еще не инженеры, а всего-навсего мальчишки, да к тому же, как видно, здорово зазнавшиеся мальчишки. Стыдно вам, пионерам, так относиться к физическому труду! Белоручки!
Демьян присмирел. Вся его солидность куда-то исчезла. Он стоял, втянув голову в плечи, и грустно смотрел вожатому на ноги. Зато мы обиделись и заговорили:
— Насчет белоручек это ты. Яша, зря…
— Мы вовсе не к физическому труду… мы к скучному труду так относимся.
— Пускай хоть бы самая тяжелая работа, но только чтобы была интересная.
— Неплохо придумали, — усмехнулся Яша: — пусть четвертое звено делает скучную работу, а вам подавай только интересную!.. Не выйдет, голубчики!.. Хороши! Квалификацией своей возгордились! — Он сунул руки в карманы, прошелся взад-вперед я сухо добавил: — Можете ничего завтра не делать. Принуждать вас никто не собирается. Загорайте.
— Зачем напрасно оскорблять? — пробормотал Демьян. — Что мы, лодыри?!
Яша не ответил. Мы тоже больше не говорили ни слова, и молчание длилось очень долго. Должно быть, у нас был очень печальный вид, и это подействовало на вожатого. Когда он снова заговорил, голос его был уже не такой сердитый:
— Отнимать у четвертого звена ремонт для вашего удовольствия я не буду. Если четвертое звено само захочет с вами поменяться, тогда — другое дело.
Мы даже плечами пожали.
— «Само захочет»! Они не сумасшедшие.
Яша посмотрел на нас как-то искоса, и мне показалось, что он слегка улыбнулся.
— А вы поговорите. Вы люди умные. Докажите им, что даже такое дело, как тасканье песка, может быть интересным.
Яша смотрел на нас, почесывал переносицу и улыбался, прикрывая ладонью рот. Мы поняли, что больше разговаривать не о чем, и поплелись к умывальникам.
— Всё шуточки! — тихо сказал Демьян.
Умывшись, мы пошли в дом. На крыльце Лодя Виноградов остановился и сказал:
— На такой большой лодке можно было бы не один, а два паруса поставить. Кливер, например…
— Завтра будет тебе «кливер»! — проворчал Демьян. — Будешь с носилками ходить и любоваться, как четвертое звено лодку карежит.
Конечно, о том, что четвертое звено покарежит лодку, Демьян просто так сказал, с досады, но все мы кивнули головами.
Лагерь наш стоял у самой реки, но на этом берегу, низком, поросшем ивами, песка не было. Его нужно было доставать на том берегу, где с высоких обрывов спускались большие осыпи. Чтобы принести носилки или ведро с песком, нужно было дойти до пешеходного мостика, который находился метрах в тридцати от границы лагеря, перейти через этот мостик и проделать такой же путь обратно. Я прикинул все это в уме, и меня тоска взяла.
— Демьян! — задумчиво сказал Лодька.
— Да?
— Может, поговоришь с ними? Чем чорт не шутит…
— Наивный ты человек, Всеволод!
— А ты все-таки попробуй, разведи какую-нибудь дипломатию. Вот, мол, песок — это только с виду такое скучное дело; мол, это только сначала кажется, что ничего тут мудреного нет, а на самом деле…
— Что «на самом деле»?
— На самом деле… это… ну вообще чего-нибудь там… — Лодя помахал руками у себя перед носом и умолк.
— Сам не знаешь, а говоришь! — сказал Демьян.
Но тут к нему пристали другие мальчишки:
— А тебе трудно поговорить, да? Ведь в одной с ними комнате ночуешь!
— Знаешь поговорку: «Попытка — не пытка, а спрос — не беда»?
Демьян взглянул на меня, потом на Ваню Сердечкина. Мы трое ночевали в той комнате, где помещалось четвертое звено.
— Конечно, ребята… Дело, ребята, конечно, трудное, но все-таки попробовать можно. Правда, ребята? — сказал Ваня.
«Трудное»! Мне это казалось такой задачей, над которой самый лучший дипломат себе голову сломает. Посмотрели бы вы на звеньевого четвертого звена Мишку Авдотьина! Он большой, грузный и всегда такой спокойный и серьезный, словно ему не тринадцать лет, а все тридцать. Попробуйте убедите такого в том, что белое — это черное, а черное — белое!
Через несколько минут мы лежали в постелях.
Совсем стемнело. За окном пропел горн: «Спать пора, спать пора!» Однако четвертое звено еще не угомонилось. В углу комнаты слышались возня, приглушенный смех и мягкие удары: там затеяли драку подушками. Вдруг кто-то сказал: «Внимание! Воздух!» — и началась игра в «противовоздушную оборону». С минуту все лежали тихо и прислушивались к писку залетевшего в комнату комара. Затем Сережа Огурцов скомандовал сам себе: «Пятая батарея, огонь!» и принялся быстро хлопать над собой ладонями, стараясь в потемках попасть по комару. Когда «вражеский самолет» вышел из зоны его «обстрела», открыла огонь «шестая батарея», то-есть Сурэн Атараев.
Ни Демьян, ни Ваня, ни я не принимали участия в игре. Я все думал, думал, думал, с чего бы начать наш дипломатический разговор, да так ничего и не придумал. Как видно, и у Демьяна и у Ванн дела были тоже неважные. Демьян, кровать которого стояла рядом с моей, лежал совсем тихо. Ваню я не мог видеть, но слышал, как он ворочался и вздыхал.
Наконец комара убили, и четвертое звено успокоилось. Наступила тишина. Даже Ваня перестал вздыхать. В открытое окно над моей головой потянул теплый ветерок и принес с далекой железнодорожной станции свисток, потом гудок и частое уханье паровоза, сдвигающего с места состав.
— Михаил! — пробасил вдруг Демьян.
— Ну? — сонным голосом отозвался тот.
— Вы завтра лодку будете ремонтировать?
— Угу.
— А мы — на песок.
— Знаю. Спи!
Наш звеньевой после этого долго молчал, а я лежал и нервничал: ведь Михаил каждую минуту мог уснуть! Наконец Демьян равнодушно сказал:
— Не завидую я вам.
Миша не ответил и даже начал похрапывать. Демьян встревожился:
— Михаил! Слышишь?
— Тьфу ты!.. Что тебе?
— Не завидую я вам, что придется с лодкой возиться.
— Ну и не завидуй. Я спать хочу.
— Песок, ребята… песок — это настоящее дело, а лодку ремонтировать — это детские игрушки, да? — сказал из темноты Ваня Сердечкин.
Миша молчал, зато Сережа Огурцов проговорил:
— А что в нем хорошего, в песке? Таскай да таскай!
— Это как сказать, — загадочно возразил Демьян.
— Кто не понимает, тому, конечно, и правда только «таскай да таскай», — добавил Ваня.
— А ты понимаешь?
— А то нет!
— Ну, что ты понимаешь?
— Что понимаю? — Ваня помолчал. — А вот то и понимаю, что понимаю. Правда, ребята?
— Само собою разумеется, — подтвердил Демьян.
Сергей громко зевнул:
— Ну вас!.. Болтают чего-то, а что — сами не знают.
Я лично знал только одно: ничего у нас не получается с дипломатическим разговором. Я шепнул Демьяну:
— Кончай! Безнадежно!
Однако он не послушался и заговорил громче прежнего:
— В том-то весь интерес и заключается: песок — неинтересное дело, а ты сделай его интересным! Вот где почетная задача!
Одна из кроватей заскрипела.
— Послушай! У тебя в голове песок или мозги? — с чувством сказал Сурэн. — Отбой был или не был?
— Ну, был. А ты знаешь, что такое песок? Это простор для рационализаторской мысли!
— Чего, чего, чего? — переспросил Сергей.
— Того! Придумать, как поставить парус, — легко. Ты вот придумай, как на подноске песка рационализацию провести, тогда — другое дело. Тогда, значит, ты человек… человек… мыслящий.
— Ты вот попробуй, ты вот попробуй! — затараторил Ваня. — На песок почти два отряда назначили, а ты попробуй, чтобы десять человек управились. Попробуй рационализацию придумать!
— А ты какую придумаешь рационализацию? — спросил Мишка. Он, оказывается, еще не спал.
Демьян и Ваня молчали, но мне в голову пришла как будто неплохая мысль.