Все делается к лучшему.
— Что там такое, детка? — спросила мама.
Я поняла, что я пялюсь, затаив дыхание. Я осторожно сказала:
— Всего лишь листок бумаги, — и бросила его на совок.
Но снова взяла его по пути к кухне.
После того, как папа поднял Сэма, чтобы повесить звезду на верхушку, мы все отправились спать. Улыбаясь, я присоединилась к общему празднованию за чашкой какао, как будто все было нормально, как будто я не сомневалась в своей вменяемости. Потом я обняла всех перед сном, но немного задержалась, чтобы выудить скомканный листок из ящика, в котором я его спрятала. Наверху я положила его вместе с остальными своими бумагами в библиотеку в миниатюрном Доме Эмбер. Не знаю почему, но мне казалось, что обе фразы связаны. Они что-то значили для меня. Как будто было что-то, что я должна понять. Я закрыла кукольный домик. Я не хотела думать над этим.
По пути из ванной к постели я свернула в площадке на лестнице второго этажа. Я стояла возле балконных перил, вдыхала воздух, наполненный запахами Рождества, смотрела и слушала.
Все мои домочадцы были в своих комнатах. Я слышала тихое похрапывание Сэмми. Дом Эмбер освещался только благодаря крошечным огонькам гирлянд, светивших теплым светом на деревьях. Вырезанные из дерева руки волхвов укачивали младенца, устроившегося на кедровых ветках на столе в холле. Повсюду стояли свечи. Традиции моей бабушки жили без нее. Рождество, так как было всегда, в точности, как я помнила.
Но это было… неправильно почему-то.
Дом Эмбер был вычищен до блеска, но, немного подумав, я решила, что все это поверхностно. Казалось, что дом затаился за всей этой зеленью и блеском. Изолированный. Терпеливый. Выжидающий.
Она… я сидела в углу, прикрыв колени ночнушкой. Папа вошел с новой горничной, Лиззи, которая несла Рождественскую елку. Я видела, что она боялась меня. Они все меня боялись. Девушка поставила елку на сундук в футе от кровати и поспешно удалилась.
Папа нагнулся, чтобы поднять скомканные листки бумаги.
— Выбери снова, — прочитал он. Он разгладил следующий. — Выбери снова. — Он развернул третий листок, — На всех одна и та же фраза? — Он вздохнул. Затем покачал головой, в его голосе появилась смесь гнева и горя. — Ты должна это прекратить, дорогая.
— Я хочу остановиться. Я пытаюсь остановить это, папа, вот только я не знаю, что пошло не так.
— Что пошло не так? — недоумевая, переспросил он.
— Со временем, — ответила я. Это же очевидно. — Как я могу прекратить это, когда я не знаю, что неправильно, что изменилось?
— Ничего не пошло неправильно, дитя. Он снова скомкал мои листки и бросил их в огонь. — Все так, как и должно быть. Это единственный возможный путь.
Я поднялась на ноги, тряхнув головой, все еще прижимаясь спиной к углу. — Нет, — сказала я. — Разве ты не чувствуешь этого? Все не так как должно быть. Что-то пошло не так, и та маленькая девочка должна что-то с этим сделать.
— Какая маленькая девочка?
— Маленькая девочка, наполовину темная, наполовину светлая. Я должна узнать, кто она и откуда пришла.
Он выглядел таким печальным. Я знала, что он думает, что я сошла с ума, но я не могла доказать обратное. Как я могла доказать что-то, что чувствовала только я? Даже если я единственная во всем мире знаю правду, как я могу перестать пытаться все исправить? Но я боялась.
Он подошел ближе и погладил меня по голове. Ты должна быть сильной, Фи. Иначе нам придется сделать следующий шаг. Пожалуйста, постарайся, детка.
Я искала нужные слова, чтобы объяснить.
— Все кажется таким неправильным, папа, как будто по моей коже бегают мурашки. Я должна заставить ее все исправить. Чтобы она снова выбрала.
— Маленькая девочка?
— Да нет же, — нетерпеливо сказала я. — Та, которая всегда слушает.
— Никто ничего не слушает! Ничего не пошло неправильно! — Его лицо сморщилось от несчастливых мыслей. — Прости меня, дитя, — сказал он и вышел.
Я чувствовала ее. Чувствовала, как она прислушивается к моим мыслям. Может, я не была одной в целом мире. Может, она поймет.
Я подошла к дереву и сняла с ветки золотой орех. Я сняла маленький узорчатый колпачок, который крепился с помощью двух металлических зубцов. Я скрутила листок бумаги в крошечную трубочку и просунула ее в отверстие. Вернула колпачок на место.
Потом я уселась перед зеркалом и поискала ее в своих глазах.
— Ты видишь? — спросила она… я.
Глава 6
Когда я проснулась, я помнила сон, помнила странное знакомое чувство. Как будто я почти была там. Я помнила, как мне снилось, что я Фиона Кэмпбелл Уоррен, мама моей бабушки. Слегка безумная Фиона. Мне снилось, что я оставила записку в орехе, чтобы кто-нибудь — я? — нашел ее, что бы сказал об этом сне толкователь снов? Может то, что хаотическая часть моего подсознания пыталась сказать мне… как там было? Выбери снова.