Выбрать главу

После страницы с фотографией шло стихотворение. Не мои жалкие обрывки фраз, которые я мысленно назвала Другие возможности. Здесь название было более чем странным. То, чего никогда не было.

Но время меняется, затем поворачивает вспять, Беспокойный призрак жаждет упокоения. Равнодушный к случайностям, Не обращает внимание на скорбящих и мертвых. Есть единственная возможность отправить эту сучку в ад, Отмотать назад все часы и дни И держась за руки раскрыть что реально — Танцуя танец внутри лабиринта. Что значит жизнь, что значит свет, что такое правда во Времен, Происходящем от того, что сердце прошептало, Рука, тянущая нас вперед в нашем восхождении, Чтобы снова отыскать место, с которого мы должны начать. И если она оглянется назад, пока она делает, Она увидит, что это просто сон, которого никогда не было.

Видимо, бабушку считали безумной люди, которые прочитали эти ее творения. Но, может быть, он была совсем не такая. Может быть, она была просто более восприимчива, чем другие. Понимала то, чего не понимали они. Что время может измениться.

Во сне, который я видела, когда она пыталась объяснить вещи своему отцу, она была убеждена, что история пошла по другому пути. Не было впечатления, что она видит ее так, как я. Она просто чувствовала это. Теперь я задумалась. И спрашивала себя, что бы это могло значить. Потому что серьезно то, что я спасла Мэгги, не могло изменить время для Фионы, за пол столетия до того, как я разбудила свою тетю.

Может быть, другие смогли разобраться в том, как использовать Дом Эмбер, чтобы заставить историю пойти по другому пути. Может быть, это было то, чем была одержима Фиона, поэтому она так отчаянно хотела найти Эмбер МакКаллистер. Может быть, она поняла, что Эмбер заставила время измениться… к худшему.

Я пролистала страницы книги, узнавая маленькие репродукции масляных портретов предков, которые висели на стенах дома. Я остановилась на главе, посвященной Маеве МакКаллистер. Фотография под заглавием была мне знакома — та, на которой Маеве держит «неизвестного» ребенка. Я рассматривала девочку в белом хлопковом платье. Она определенно не могла усидеть шестьдесят секунд, необходимых для того, чтобы сделать фотографию. Ее изображение было более размытым, чем у Маеве. Но она выглядела в точности как моя Эмбер — милое личико, большие глаза и ореол темных волос.

Я не знала, что и думать. Независимо от того, с какой стороны я подошла к этому, головоломка с Эмбер казалась тревожной и неразрешимой.

Они решили, что Фиона сошла с ума, подумала я. Как вообще кто-то может считать, что человек сходит с ума? Все, что я переживала, — Эмбер, сны, стихотворения, тени, даже участие во всем этом Мэгги — могло быть просто игрой моего воображения. Как я могла быть уверена, что это не так?

Я поставила книги со стихами назад на полку, но оставила себе историю Дома Эмбер, надеясь, что может быть, Фиона сможет дать мне кое-какие ответы. Чтение перед сном, подумала я. Я отнесла книгу в свою комнату и положила в ящик. Я не хотела никому объяснять, почему я взяла ее.

По пути вниз я свернула. Я остановилась у подножия лестницы на третий этаж. Старый кабинет Фионы был там. У меня появилось чувство, что мне необходимо пробраться туда, посмотреть, есть ли там что-нибудь, но я сомневалась, смогу ли я заставить себя снова подняться по этой лестнице.

Воспоминание о Первой Саре, с усилием поднимающейся по тем же ступенькам, заставило меня устыдиться. Я ненавидела мысль о том, что она была храбрее меня.

Мне всего лишь было нужно добраться до первой двери справа — маленькой комнатки с видом на лабиринт и реку. Она была бедно обставлена, стол, маленький шкафчик, стул, лампа. Я не знала, что я собиралась там найти. Может быть, дневники, которые рассказали бы мне о Маеве и таинственной маленькой девочке. Но на полках и в ящиках ничего не было.

В самом дальнем углу комнаты я обнаружила вторую дверь. Я так мало провела времени на третьем этаже, что никогда раньше ее не видела. Насколько я помнила.

Дверь открывалась на чердак через западное крыло. Маленькие окошки давали мне достаточно света, чтобы увидеть пространство, занятое коробками и старой мебелью покрытой таким толстым слоем пыли, что все очертания были размытыми, как будто пейзаж под снегом. У меня не было ни малейшего желания беспокоить эти остатки прошлого.