Мне показалось, что она доносится из дальнего угла кровати, но там никого не было. Это был милый, высокий голос, напевающий шесть или семь нот, без особого ритма, как будто кто-то создавал себе компанию, сконцентрировавшись на выполнении работы. Пока я стояла, в недоумении пялясь на пустой угол, звуки утихли.
Мои глаза нашли решетку отопления на стене. Должно быть, бормотание доносилось оттуда, может быть из комнаты Мэгги, которая находилась прямо под моей.
Я вернулась к своему письму. Я немного рассказала Би об экспонатах из Дома Эмбер, которые вместе собирали мои родители. Практически сразу же после того, как мы переехали в Дом Эмбер, они начали собирать по дому вещи, связанные с женщинами и меньшинствами Юга, для выставки, которую Хэтэуэи, родители Ричарда, помогли организовать в Музее Метрополитен. Все это слегка расстраивало меня — я не думала, что моя семья была такой уж примечательной. Хотя я знала, что Би, как и всех моих друзей, удивит вся эта активность. Приятно удивит, потому что она считала, что все люди должны быть активистами. Но все же она будет удивлена.
Легкий хлопок привлек мое внимание. Я подпрыгнула, хотя я узнала звук: удар камешка о стекло. Я улыбнулась.
Из окна я увидела Джексона внизу, на каменных плитах. Он готовился сделать очередной бросок, но увидев меня остановился. Затем помахал, и я махнула ему в ответ. Он указал на другой конец дома.
Я кивнула и, отвернувшись, направилась к западному крылу.
Глава 3
Дом Эмбер был странным местом в любое время, но становился еще страннее в конце дня, когда его начинала наполнять темнота. Особенно в комнатах и коридорах, которые больше не использовались, например, в таких, как весь второй этаж в западном крыле.
Когда я была маленькой, мама говорила мне не обращать внимания на «странности» дома, как она их называла. Она говорила, что Дом Эмбер стареет, как стареют все люди — его суставы начинают выходить из строя и он слегка кряхтит, когда усаживается в кресло. Она говорила, что признаки старения дома могут заставить тебя воображать всякое — слышать голоса в скрипах, превращать тени в формы. Я должна пытаться игнорировать это. Отгораживаться от всего. Но мне все еще не нравился Дом Эмбер, погруженный в темноту.
Я пронеслась по коридору западного крыла, мимо шести дверей в четыре спальни и две ванные — к счастью, все они были сейчас закрыты, хотя иногда, было наоборот. Было слишком легко представить людей наполовину скрытых в тенях комнаты. Я старалась держать двери запертыми и понятия не имела, зачем кому-то их открывать.
В конце коридора я вышла через французские двери, которые выходили на металлическую площадку на верхушке винтовой лестницы. Я минуту постояла, пытаясь перевести дыхание и успокоиться. Я не хотела, чтобы Джексон видел, как легко я поддаюсь панике — он будет дразнить меня за это.
Кроны маленьких деревьев сформировали зеленое облако между мной и морозным миром снаружи, за стеклом оранжереи. Это всегда было моим любимым местом в Доме Эмбер, — она была построена где-то в 1920 м, как подарок на шестнадцатилетние для моей прапрабабушки Фионы. Это была сеть из железного каркаса, растущая с нижнего этажа и до верха западного крыла, засаженная деревьями и цветами слишком нежными, чтобы пережить зиму в Мэриленде. Надо мной, на улице, из темноты сыпались белые хлопья и оседали на прозрачном потолке, но внутри паутины пели птицы и цвели орхидеи.
Мы с Джексоном облюбовали это место давным-давно. Мы играли здесь во все возможные игры, от пряток до воображаемых приключений. Мы даже придумали друга, который бы с нами играл, маленькую девочку, которую мы звали Эмбер. Иногда я пыталась вспомнить, сколько же мне было лет, когда мы, наконец, перестали воображать ее.
Я нашла Джексона возле бассейна с карпами, стоящего возле охраняющей его статуи: слепой Пандоры, беззвучно капающие слезы, которой стекали по ее платью.
Я подошла и присела на каменный край бассейна, Джексон присоединился ко мне.
— Видел тебя во время протеста, — сказал он. — Хотел убедиться, что вы с Сэмом в порядке. О чем ты, черт возьми, думала, Сара, когда потащила его туда?
Он ругает меня. Снова. Он в последнее время часто ругал меня, но он никогда не был таким раньше, до смерти бабушки.
— Я не тащила его туда, — ответила я. — Мы собирались в аптеку. Он просто ускользнул от меня.
— «Просто ускользнул» говоришь? И твое собственное любопытство не имеет с этим ничего общего? — с улыбкой сказал он, но это задело меня, поскольку было правдой. Я не могла обманывать его — он знал меня слишком хорошо. Родителей, возможно, но Джексона — никогда.