После страницы с фотографией шло стихотворение. Не мои жалкие обрывки фраз, которые я мысленно назвала Другие возможности. Здесь название было более чем странным. То, чего никогда не было.
Но время меняется, затем поворачивает вспять,
Беспокойный призрак жаждет упокоения.
Равнодушный к случайностям,
Не обращает внимание на скорбящих и мертвых.
Есть единственная возможность отправить эту сучку в ад,
Отмотать назад все часы и дни
И держась за руки раскрыть что реально —
Танцуя танец внутри лабиринта.
Что значит жизнь, что значит свет, что такое правда во Времен,
Происходящем от того, что сердце прошептало,
Рука, тянущая нас вперед в нашем восхождении,
Чтобы снова отыскать место, с которого мы должны начать.
И если она оглянется назад, пока она делает,
Она увидит, что это просто сон, которого никогда не было.
Видимо, бабушку считали безумной люди, которые прочитали эти ее творения. Но, может быть, он была совсем не такая. Может быть, она была просто более восприимчива, чем другие. Понимала то, чего не понимали они. Что время может измениться.
Во сне, который я видела, когда она пыталась объяснить вещи своему отцу, она была убеждена, что история пошла по другому пути. Не было впечатления, что она видит ее так, как я. Она просто чувствовала это. Теперь я задумалась. И спрашивала себя, что бы это могло значить. Потому что серьезно то, что я спасла Мэгги, не могло изменить время для Фионы, за пол столетия до того, как я разбудила свою тетю.
Может быть, другие смогли разобраться в том, как использовать Дом Эмбер, чтобы заставить историю пойти по другому пути. Может быть, это было то, чем была одержима Фиона, поэтому она так отчаянно хотела найти Эмбер МакКаллистер. Может быть, она поняла, что Эмбер заставила время измениться… к худшему.
Я пролистала страницы книги, узнавая маленькие репродукции масляных портретов предков, которые висели на стенах дома. Я остановилась на главе, посвященной Маеве МакКаллистер. Фотография под заглавием была мне знакома — та, на которой Маеве держит «неизвестного» ребенка. Я рассматривала девочку в белом хлопковом платье. Она определенно не могла усидеть шестьдесят секунд, необходимых для того, чтобы сделать фотографию. Ее изображение было более размытым, чем у Маеве. Но она выглядела в точности как моя Эмбер — милое личико, большие глаза и ореол темных волос.
Я не знала, что и думать. Независимо от того, с какой стороны я подошла к этому, головоломка с Эмбер казалась тревожной и неразрешимой.
Они решили, что Фиона сошла с ума, подумала я. Как вообще кто-то может считать, что человек сходит с ума? Все, что я переживала, — Эмбер, сны, стихотворения, тени, даже участие во всем этом Мэгги — могло быть просто игрой моего воображения. Как я могла быть уверена, что это не так?
Я поставила книги со стихами назад на полку, но оставила себе историю Дома Эмбер, надеясь, что может быть, Фиона сможет дать мне кое-какие ответы. Чтение перед сном, подумала я. Я отнесла книгу в свою комнату и положила в ящик. Я не хотела никому объяснять, почему я взяла ее.
По пути вниз я свернула. Я остановилась у подножия лестницы на третий этаж. Старый кабинет Фионы был там. У меня появилось чувство, что мне необходимо пробраться туда, посмотреть, есть ли там что-нибудь, но я сомневалась, смогу ли я заставить себя снова подняться по этой лестнице.
Воспоминание о Первой Саре, с усилием поднимающейся по тем же ступенькам, заставило меня устыдиться. Я ненавидела мысль о том, что она была храбрее меня.
Мне всего лишь было нужно добраться до первой двери справа — маленькой комнатки с видом на лабиринт и реку. Она была бедно обставлена, стол, маленький шкафчик, стул, лампа. Я не знала, что я собиралась там найти. Может быть, дневники, которые рассказали бы мне о Маеве и таинственной маленькой девочке. Но на полках и в ящиках ничего не было.
В самом дальнем углу комнаты я обнаружила вторую дверь. Я так мало провела времени на третьем этаже, что никогда раньше ее не видела. Насколько я помнила.
Дверь открывалась на чердак через западное крыло. Маленькие окошки давали мне достаточно света, чтобы увидеть пространство, занятое коробками и старой мебелью покрытой таким толстым слоем пыли, что все очертания были размытыми, как будто пейзаж под снегом. У меня не было ни малейшего желания беспокоить эти остатки прошлого.
Я повернулась, чтобы закрыть дверь, когда сменилось освещение.
Я посмотрела назад и увидела девушку — другую Сару — не меня… рывшуюся в коробке с вещами, которые я опознала как старые картины моей мамы. Джексон тоже был там, наблюдал в свете лампы Фионы.
Первая Сара выглядела расстроенной, преданной. Я помнила это чувство и знала, откуда она. Я… она… никогда не знала, что мама была художником, потому что мама скрывала это.
А почему здесь Джексон? Что мы ищем? Сокровища?
Я закрыла двери.
Когда я выходила из кабинета Фионы, то за своей спиной услышала голос.
— Ты подсматриваешь?
Есть такой вид испуга, при котором ты подскакиваешь, от осознания того, что кто-то обращается к тебе в пустой комнате.
Я заставила себя развернуться. Как мошка на булавке.
Там сидела Фиона. Ей было где-то лет двадцать, ее русые волосы были коротко подстрижены, от концентрации, ласковые черты были слегка нахмурены. Она смотрела не на меня. На ее столе был ящик, она работала над тем, чтобы выжать что-то в углу ящика, на резных щелях, удерживающих края ящика вместе.
Я подошла ближе — настолько близко, что могла рассмотреть россыпь веснушек на ее щеках цвета слоновой кости. Потом она слепо посмотрела на меня. Я знала, что для нее я невидима. Она указала на конверт, который она укрепила в ящике.
— Ты видишь? — спросила она меня. Меня. Ту, которая, как она знала, должна прийти.
Я легонько вздохнула и моя прапрабабушка исчезла.
Механически двигаясь, я вытащила тот же самый ящик. Затем перевернула его. Конверт был все еще здесь, закрепленный там, где его оставили. Я надавила на дно ящика, чтобы высвободить его и потянула желтоватую бумагу.
В конверте была карточка с текстом, написанным от руки, витиеватым почерком моей прапрабабушки.
Я позволила им поверить, что они излечили меня своими таблетками, шоком и «анализами». Но я все еще знала правду. Вещи не те, какими они должны быть. Каким-то образом, девочка с ними связана, но мне никогда не удастся узнать, как именно. Я считаю, что моя бабушка удочерила ребенка смешанной расы и что она давным-давно пропала. Я буду искать до тех пор, пока не найду ее. Я оставлю для тебя ее историю, чтобы ты знала о ней. Чтобы ты могла все исправить.
Я положила карточку обратно с конверт. Затем спрятала его туда, где он лежал. Вернула ящик на место. Закрыла дверь комнаты.
У каждой вещи в Доме Эмбер было свое место, подумала я, спускаясь по лестнице на ватных ногах. Место, где эта вещь терпеливо ждала, пока она снова не понадобится.
Глава 14
На площадке второго этажа я увидела ее. Она смотрела прямо на окно, из которого я выглядывала. Она стояла у входа в лабиринт, она была одета как всегда в летней одежде. Эмбер.
Я повернулась и побежала вниз, к гардеробу на первом этаже, и надела ботинки и пальто.
Лабиринт в виде живой изгороди в Доме Эмбер сам по себе был достопримечательностью. По всему континенту в Северной Америке было только четыре подобных лабиринта. Наш был маленьким по сравнению с остальными, но он был искусно сделан и относительно древний. Маме не слишком нравилось, когда мы с Джексоном играли там, когда были маленькими, но это нас никогда не останавливало. Место предоставляло нам невероятную комбинацию солнечного света и тайны.