Это была ужасно старая и сердитая бабушка в широкой белой ночной рубашке. Она прошаркала через комнату, открыла входную дверь и сказала:
— Добрый вечер.
— Добрый вечер, — ответил папа хомсы. — Извините за беспокойство. Вы, случайно, не видели моего сына, среднего?..
— Он под диваном! — крикнула малышка Мю.
— Можешь вылезать, — сказал папа хомсе. — Я на тебя не сержусь.
— Вот как, под диваном, значит. Ясно, — устало сказала бабушка. — Знаете, я очень люблю, когда в гости приходят внуки, и Мю тоже может приглашать сюда своих друзей. Но я бы предпочла, чтобы дети играли днём, а не ночью.
— Мне очень жаль, — быстро проговорил папа. — В следующий раз мой сын придёт утром.
Хомса вылез из-под дивана. Не глядя ни на Мю, ни на её бабушку, он прошёл прямиком к двери, шагнул на крыльцо и дальше, в темноту.
Папа шёл рядом молча. Хомса чуть не плакал от обиды.
— Папа! Эта девочка… ты себе не представляешь… Я туда больше никогда не пойду! — взахлёб возмущался он. — Она обманула меня! Она надо мной подшутила! Она такая обманщица, что просто тошно!
— Понимаю, — успокоил его папа. — Это действительно бывает ужасно неприятно.
И они вернулись домой и съели всё, что осталось от десерта.
Филифьонка, которая верила в катастрофы
Как-то раз одна филифьонка стирала в море свой большой тканый коврик. Она тёрла его щёткой и мылом до голубой полоски, потом дожидалась седьмой волны, и та смывала пену.
Потом она тёрла дальше, до следующей голубой полоски. Солнце пригревало ей спину, а она всё тёрла и тёрла, стоя худенькими ножками в воде.
Был тёплый и безветренный летний день, как нельзя лучше подходящий для стирки ковриков. В помощь Филифьонке набегали прибрежные волны, вялые и сонные, а вокруг её красной шапочки жужжали шмели, по ошибке приняв Филифьонку за цветок.
«Веселитесь, — горестно подумала Филифьонка. — Я-то знаю, как всё обстоит на самом деле. Такое затишье всегда предшествует катастрофе».
Она достирала до последней голубой полоски, дождалась седьмой волны, а потом опустила весь половик в море, чтобы хорошенько прополоскать.
Под водой, на гладком красном валуне, плясали солнечные зайчики. Пробегая мимо Филифьонки, они запрыгивали ей на ноги и золотили пальцы.
Филифьонка задумалась. Может, приобрести новую шапочку, оранжевую? Или вышить солнечных зайчиков по кромке старой? Золотыми нитками. Только вот танцевать они, конечно, не смогут. И что делать с новой шапочкой, когда придёт беда? Да и какая, в конце концов, разница, в чём погибать…
Филифьонка вытащила половик на берег, выбила его о камень и стала уныло топтаться по нему, чтобы отжать остатки воды.
Слишком уж хороша нынче погода, неестественно хороша. Что-то непременно произойдёт. Филифьонка точно это знала. Где-то за горизонтом сгущалось нечто тёмное и ужасное — оно карабкалось вверх, оно приближалось, быстрее и быстрее…
— Знать бы ещё, что это такое, — еле слышно прошептала Филифьонка. — Море почернеет, раздастся далёкий рокот, погаснет солнце…
Филифьонкино сердце заколотилось, спина похолодела. Она резко обернулась, словно сзади притаился враг. Но море сверкало всё так же весело, солнечные зайчики на дне выписывали игривые восьмёрки, а летний ветер утешительно ласкал лицо.
Но не так-то просто утешить филифьонку, которую вдруг ни с того ни с сего охватила паника.
Дрожащими руками она разложила коврик на просушку, схватила мыло и щётку и побежала домой ставить чай. Гафса обещала зайти около пяти.
Дом, где жила Филифьонка, был большой и не особенно красивый. Кто-то, видно желая избавиться от остатков старой краски, выкрасил его тёмно-зелёным снаружи и коричневым изнутри. Филифьонка сняла его без мебели у одного хемуля, который уверял её, что Филифьонкина бабушка в юности любила бывать здесь летом. А поскольку Филифьонка очень дорожила семейными узами, она сразу решила, что снимет тот же дом в память о бабушке.
В первый же вечер Филифьонка сидела на крыльце, поражаясь тому, какой не похожей на саму себя была её бабушка в юности. Как, спрашивается, истинная филифьонка, столь тонко чувствующая красоту природы, могла поселиться на этом жутком, пустынном берегу? Ни тебе фруктового сада, чтобы наварить варенья на зиму, ни жалкого деревца, в листве которого можно устроить беседку. Даже пейзаж и тот не радует.
Филифьонка вздыхала, обречённо глядя на зелёное предзакатное море, окаймлявшее берег прибоем. Повсюду, куда ни глянь, зелёное море, белый песок, красные водоросли. Идеальное место для катастроф. Глазу не за что зацепиться.