Этих "мавериков" отличают шутовство, бесстыдство и демонстративное пренебрежение к справедливости, процессу и политическим нормам. Они приходят к власти, разжигая возмущение. Они громко обещают от имени "народа" разрушить старый, коррумпированный политический порядок. Однако, как только они приходят к власти, коррупция и кумовство процветают как никогда.
Ни один человек не приходит к власти без согласия капитала. Поэтому возникает очевидный вопрос: "Почему?" Почему ультрабогатые, которые раньше использовали свои деньги и средства массовой информации для продвижения надежных, лишенных харизмы политиков, теперь финансируют этот цирк с тремя кольцами? Почему в один момент они захотели поддержать менеджеров среднего звена, а в другой - шутов? Причина в том, что природа капитализма изменилась.
В 1990-х и начале 2000-х годов доминирующей политической силой в неолиберальных странах была корпоративная власть. Корпоративная власть хотела иметь технократическое правительство. Ей нужны были компетентные менеджеры, которые могли бы обеспечить стабильную государственную платформу для бизнеса и гарантировать их прибыль от демократических изменений. Эта сила, конечно, существует до сих пор. Корпоративная власть по-прежнему оказывает большое влияние на правительство и сдерживает демократию. Но она мутирует в другую силу - олигархическую.
Эта мутация является следствием одного из парадоксов неолиберализма, о котором говорилось в главе 7: хотя он фетишизирует конкурентное предпринимательство, в действительности он расширяет возможности рантье и скупщиков активов - противоположность творческим предпринимателям, которых он прославляет. Она позволяет спирали накопления богатства, описанной Томасом Пикетти в книге "Капитал в XXI веке", вращаться все быстрее: те, кто богат сегодня, становятся, благодаря своей экономической и политической власти, еще богаче завтра. Те, кто сегодня беден, независимо от их трудолюбия или творческих талантов, скорее всего, так и останутся бедными.
Многие из современных олигархов добились своего положения благодаря корпоративной власти. По мере того как налоги для богатых сокращались, профсоюзы ослабевали, а требования рабочих о зарплате подавлялись, владельцы и руководители компаний благодаря растущим "компенсационным" пакетам превращались из очень богатых в неприлично и невообразимо богатых. Прибыль, которая раньше широко распределялась внутри корпорации, стала все больше концентрироваться в их руках. Из куколки старого господствующего класса возник и взлетел еще более могущественный класс.
Когда мы говорим "олигарх", вы, несомненно, представляете себе русского (возможно, лежащего на палубе роскошной яхты, поедающего икру белуги, потягивающего изысканную водку и сопровождаемого минимально одетыми "элитными компаньонами"). Но сейчас олигархи - люди, чья запредельная экономическая мощь трансформируется в запредельную политическую власть, - есть в каждом обществе. Руперт Мердок - олигарх. И Чарльз Кох, и управляющий хедж-фондом Роберт Мерсер, и Элон Маск, и Джефф Безос, и Марк Цукерберг, и индийский миллиардер Гаутам Адани, и так далее.
То, чего хотят олигархи, - это, в основном, не то, чего хотели старые корпорации. По словам их любимого исполнителя Стива Бэннона, они стремятся к "деконструкции административного государства". Хаос - это мультипликатор прибыли для капитализма катастроф, на котором процветают миллиардеры. Каждый разрыв используется для захвата большего количества активов, от которых зависит наша жизнь. Столпотворение в Италии Берлускони, повторяющиеся крахи и закрытие правительства при Трампе - это "деконструкции" того рода, которые выгодны "независимым" Фридриха Хайека.
В широком смысле сегодня существуют две основные формы капиталистического предпринимательства. Первую можно охарактеризовать как "одомашненный капитализм". Эта одомашненная версия - компании, чьи инвестиции могут не созревать в течение нескольких лет, которые рассчитывают на определенность и постоянство, - стремится найти общий язык с административным государством и выигрывает от стабильности, предсказуемости и правил, исключающих более грязных и грубых конкурентов. Они могут сосуществовать с легким вмешательством, которое сопровождает слабую форму демократии. Например, обрабатывающая промышленность и сельское хозяйство зависят от стабильной нормативной среды, а также от последовательной государственной политики, такой как торговые соглашения, субсидии и налоговые льготы.