Он на секунду задумался.
– Конечно, не возражаю.
В тот день мы вместе поели в «Макдоналдсе».
После этого мы встречались каждый понедельник.
На протяжении последующих ста пятидесяти недель.
Его звали Морис, и он изменил всю мою жизнь.
Почему я остановилась и вернулась к нему? Мне гораздо проще объяснить, почему я его в первый момент проигнорировала. Я прошла мимо, потому что встреча с ним не была записана в моем ежедневнике.
Я женщина, которая живет по четко расписанному графику.
Я женщина, которая живет по четко расписанному графику. Я договариваюсь о встречах, заполняю пустые места в своем ежедневнике, активно занимаюсь менеджментом. У меня в день проходит несколько встреч, и с одной встречи я мчусь на другую. Я не просто пунктуальна, на каждую встречу я прихожу за пятнадцать минут до ее начала. Я так живу. Но есть вещи, которые не очень хорошо укладываются в мой график.
Например, дождь. Первого сентября, то есть в то утро, когда я повстречала Мориса, прошла сильная гроза. Днем я запланировала пойти на матч по теннису. Не могу сказать, что я была большой поклонницей этого вида спорта, но любила ходить на матчи, когда у меня были хорошие места. Эти места наглядно показывали, каких успехов я добилась в жизни.
В 1986 году мне было тридцать пять лет. Я работала на руководящих постах в рекламном отделе газеты USA Today и очень хорошо выполняла свою работу. Я умела построить отношения исключительно на силе своего собственного характера. Может быть, я не достигла всего того, чего хотела: я была одинокой, пришло и ушло еще одно лето моей жизни, за которое я так никого и не встретила. Тем не менее в целом мне не на что было жаловаться. Я могла бесплатно водить клиентов на теннисный турнир и сидеть на очень хороших местах. Такие бонусы подчеркивали успех, которого я добилась – я, девушка, выросшая в рабочей семье на Лонг-Айленде.
Но из-за дождя матч перенесли. Я немного убралась в квартире, сделала несколько звонков, почитала газету. Дождь закончился во второй половине дня. Я взяла свитер и вышла на прогулку. У меня не было конкретной цели, только желание подышать прохладным воздухом, пройтись и попрощаться с летом. Я не собиралась останавливаться, это уж точно не входило в мои планы.
Поэтому, когда Морис ко мне обратился, я продолжала идти. Не будем забывать, что дело происходило в Нью-Йорке в 1980-х годах, когда бездомных, нищих и попрошаек на улице было, казалось, столько же, сколько детей на велосипедах и мам с колясками. Страна переживала экономический подъем, а на Уолл-стрит ежедневно появлялись новые миллионеры. Но была и обратная сторона медали – увеличивался разрыв между богатыми и бедными, что можно было наглядно наблюдать на улицах города. Средний класс стал зарабатывать больше, но экономический бум никак не помог самым нищим и обездоленным, которые жили на улицах.
Мы постепенно привыкли к внешнему виду нищих – худых мужчин и грустных, затравленных женщин, одетых в лохмотья, живущих на углу улиц, спящих на решетках вытяжки из метро и просящих поделиться мелочью. Сложно представить себе, что можно спокойно смотреть на этих людей, не испытывая чувства жалости, но таких попрошаек было так много, что большинство из нас просто предпочитало не смотреть в их сторону. То есть просто их игнорировать. Проблема нищих стала настолько повсеместной, что казалось бесполезным дать одному из них мелочь, так как это совершенно ничего не меняло. Поэтому день за днем люди просто проходили мимо нищих. Все продолжали жить своей жизнью и думали, что изменить что-либо им не по силам.
Зимой, до встречи с Морисом я познакомилась с одним бездомным. Его звали Стэн, и жил он на одной из улиц в районе Шестой авеню недалеко от моего дома. Стэн был высоким мужчиной в возрасте чуть более сорока лет. Он носил шерстяные перчатки, синюю вязаную шапку, старые рабочие ботинки, а еще у него был какой-то скарб в паре пластиковых пакетов. У него не было таких простых вещей, которые большинство людей воспринимают как что-то данное, например, теплое зимнее пальто или одеяло. Он спал на решетке вытяжки из метро, и теплый воздух не давал ему замерзнуть ночью.
Однажды я спросила его, хочет ли он кофе. Он ответил, что хочет, и, пожалуйста, с молоком и четырьмя кусочками сахара. По пути на работу я каждый день покупала ему бумажный стаканчик кофе. Я спрашивала Стэна, как у него идут дела, и желала ему удачи. В одно прекрасное утро я не увидела Стэна на его обычном месте. Решетка вытяжки снова стала просто решеткой, а не местом обитания человека по имени Стэн. Так этот бездомный исчез из моей жизни, и я понятия не имела, что с ним произошло. Мне было неприятно, что я не знаю, как сложилась его судьба, но моя собственная жизнь продолжалась, и я сначала вспоминала о нем, но потом перестала. Мне не хотелось бы утверждать, что мой порыв сострадания к Стэну и другим людям в его положении был чем-то мимолетным и легкомысленным, однако, если быть совершенно честной, так оно и было. Меня волновала судьба таких людей, как он, но не настолько, чтобы предпринять что-то серьезное. Я не была героическим самаритянином. Как и большинство жителей Нью-Йорка, я научилась игнорировать раздражающие факторы.