Тоскливо… в граненом стакане
вчерашние розы свежи…
Светает в пустом ресторане…
В те ночи, в редевшем дурмане
легенда творилась из лжи.
Пусть судят о ней поколенья.
Но в мир наш, где памяти нет,
доносятся отзвуки пенья
оттуда, где ждет воскресенья
в молчаньи погибший поэт.
НОЯБРЬ
«Не может быть, что мы с тобой враги…»
Не может быть, что мы с тобой враги,
что между нами недоверье, злоба…
Не объясняй, не обещай, не лги.
Никто не виноват и виноваты оба –
не все ль равно?
Я так боюсь разлуки,
какой бы ни был ей положен срок.
В любви закона нет, о смерти нет науки.
Есть только ряд случайностей – и рок.
Прости. Нет больше времени, нет силы…
Кому пишу я… Мы с тобой враги.
Я буду ждать тебя – не только до могилы –
я буду ждать…
И в праздник Всех Святых
услышу, может быть, твои шаги,
с печалью мертвых и тоской живых.
«Сметает ветер листья хлопотливо…»
Сметает ветер листья хлопотливо
с деревьев, с тротуаров и с моста…
Здесь кто-то шел, согнувшись, торопливо.
Кого-то поглотила темнота.
Не виноват растерянный прохожий
– в делах, в любви на всех других похожий –
что не успел предупредить конца.
Не знает он, как тяжелы сердца
в молчанье, в одиночестве, в гордыне…
Свистки. Прожектор над ночной рекой.
Сошлась толпа. Молись за упокой
души того, кто звал тебя в пустыне.
«В бессоннице услышанное слово…»
В бессоннице услышанное слово
встревожит – и совсем прогонит сон…
Как чей-то слабый крик, как стон больного,
как милого больного стон.
Пойми, ведь мы соседи по палате
и суждено нам рядом умирать.
Мне часто кажется: вот ты седой, в халате,
придешь и сядешь на мою кровать
и ласково руки моей коснешься,
заговоришь по-старому опять.
Твой голос не нарушит тишины,
смягчит улыбка взгляд упорных глаз…
Мне кажется, что оба мы больны,
что ты поймешь и, может быть, вернешься
в последний день…
в последний раз.
«Мне кажется, что даже умирая…»
Мне кажется, что даже умирая
я буду повторять бездарные слова
о том, что революция права…
И что создание земного рая
совсем не праздная мечта.
О том, что есть неравенство в страданье,
что заслоняет небо нищета…
Я буду повторять в бреду, в полусознанье
и то, что равнодушие есть грех
единственно неискупимый…
Мне кажется достойной доля тех,
кто с жизнью не в ладу, но кто легко умрет
за этот мир – враждебный и любимый –
не принимая вечности в расчет…
Сорвется с ветки где-нибудь в глуши
сожженный солнцем яркий лист осенний –
я ничего не знаю о спасенье
его или моей души.
«Как листья с деревьев, давно облетели…»
Как листья с деревьев, давно облетели
предлоги для грусти, обиды, тревоги,
Осталась рутина рабочей недели –
будильника вкрадчивый звон,
вагоны подземной железной дороги,
газета в холодной вечерней постели
и все углубляющий сон.
Осталось доверие к миру больному,
который спасет красота.
Растаяла грусть по небывшему дому,
исчезла о счастье взаимном мечта.
Остался закон: за услугу услуга.
И память о том же, о тех же. И те же
следы вдохновенья в минуты досуга,
как отзвук былой тишины.
Остались – но тоже становятся реже –
короткие, добрые письма от друга
из дальней соседней страны.
«Есть в дружбе чудо откровенья…»
Есть в дружбе чудо откровенья.
В ней память о добре и зле,
как отблеск неба на земле.
В любви же нет проникновенья –
кто любит, тот нетерпелив.
Любовь изменчива, как море:
прилив, отлив, опять прилив…
Но сколько тишины во взоре
и мудрости в улыбке тех,
кто нам прощает и успех
и неудачу. Кто подчас
не верит нам – но верит в нас.
«Мы до утра беседуем опять…»
Мы до утра беседуем опять…
Ты опускаешь голову на грудь
и доверяешь мне свою усталость.
Мне так хотелось бы тебя обнять,
развеселить, утешить чем-нибудь…
Ведь эта согревающая жалость
и юмор наш – ведь это, не забудь,
все, что от прошлого осталось.
«В ноябре, в тишине воскресения…»
В ноябре, в тишине воскресения,
ты придешь – сам не зная, зачем.
Принесешь мне фиалки осенние
или яркий пучок хризантем.
Я рукою по-женски привычною
к изголовью поставлю цветы.
На соседнюю койку больничную
со смущеньем оглянешься ты.
Ни упрека. Ни слова законного
о томлении дней и ночей…
Только вдруг, как от света оконного,
как от солнечных ярких лучей,
засияет палата убогая,
боль отпустит, жар сразу спадет.
Я ждала тебя с верой, тревогою –
так лишь сердце покорное ждет.