Гулянье. Елисейские поля.
Защитный цвет толпы. Попоны, флаги.
Но сердце, как осенняя земля,
Уже не впитывает влаги.
Блеснет слеза, не падая с ресниц,
А в воздухе жара и Марсельеза,
И дальше лица, пена бледных лиц,
Как море за чертою волнореза.
Высокий человек с биноклем у окна
Смеется, что-то говорит соседу…
Эх, хорошо, что кончилась война,
Что празднуют свободу и победу.
На торжество разобраны места
(Герои фронта, тыла и изгнанья).
Да. А для нас свобода – нищета
И одинокий подвиг созерцанья.
«Свободны мысли от гипноза…»
Свободны мысли от гипноза
Высокой выдумки своей.
У южных вилл цветет мимоза
Тяжелой нежностью ветвей.
Как озеро белеет море…
Бьет колокол, — который час?
И даже в отвлеченном споре
Ничто не примиряет нас.
Все неустойчиво и ясно.
Усилие всегда напрасно,
Жизнь праведна и жестока.
На берег вытянуты Сети,
Все помнит о минувшем лете,
Мечтает и грустит слегка.
«Мы не заметили – почти пришла весна…»
Мы не заметили – почти пришла весна,
Мы не заметим, как опять настанет лето,
Нас ранней осенью разбудит тишина…
Но как же, как принять, как примирить все это?
С моей же тяжестью и тела и ума
Мое и легкое и светлое дыханье –
Мое всегда со мной, но где же я сама?
Я часто говорю: свобода и страданье,
Ты отвечаешь мне: любовь и красота.
И это где-то есть. Я знаю. Несомненно.
Но в нас слова не те. Но наша жизнь не та.
И страшно привыкать спокойно, постепенно…
…К тому, как медленно меняются цветы
На грядках неживых приветливого сада,
К тому, что все нужней и непонятней ты,
К тому, что хочется все больше теплоты,
К тому, что все понять, пожалуй, и не надо.
«Ни сил, ни надежд, ни желаний…»
Ни сил, ни надежд, ни желаний…
И не возвратится опять.
Есть мысли — почти завещанье, —
Но как и кому завещать:
Взволнованность, выдумку, нежность
Миражную моря безбрежность
И пальмы у розовых дач,
Причудливых лоз равномерность,
Безумие, бедность и верность
Безрадостный смысл неудач…
И то, что похоже на чудо, —
Почти совершенно в себе
Тяжелую близость (откуда?)
И память о Вашей судьбе.
«Кто сказал, что самое ужасное…»
Кто сказал, что самое ужасное,
Смерть Ивана Ильича?
Если жизнь взволнованно-несчастная
Только след рассветного луча,
Только отраженье одиночества,
Выдумка – герой которой Вы
Исполненье смутного пророчества,
Отблеск недоступной синевы…
Только…
Сердце, что с тобой случилось
В чем ошиблось ты, когда солгало
Ты, которое почти молчало,
Ты, которое почти смирилось?
«Я знаю, что остался только смех…»
Я знаю, что остался только смех,
И все-таки смеяться не умею…
Всегда одно (мучительно) у всех
Значительней, взволнованней, темнее…
То, что – почти никак не назовешь –
То, отчего необходима ложь,
Чтоб сердце (от сочувствия) забилось.
«Я люблю: осенние дороги…»
Я люблю: осенние дороги
Под Парижем, в сумеречный час,
Оттого что, верное, в тревоге
Сердце одиноко любят вас.
Я люблю старинные флаконы,
Кактусы, камины и ковры.
Оттого что, друг мой беззаконный,
Вы со мной нечаянно мудры.
И еще: цыганские мотивы,
Улицы, зимой, под Рождество,
Оттого что сердце терпеливо
Любит вас и никого.
А весной могу читать Толстого,
Наблюдать за ростом синевы,
Сознавать, что сердце жить готово…
Летом я всегда люблю другого,
Оттого что сердце: это вы.
«Здесь все законно, все несправедливо…»
Здесь все законно, все несправедливо:
Тревога, безразличье, доброта…
Срывает ветер листья торопливо.
Того, кто все-таки бросается с моста,
Не защитить ничье воображенье.
Он верить только в частый дождь осенний
И в то, что наступила темнота.
Не виноват внимательный прохожий
(В делах, в любви, на всех других похожий),
Что не заметил близкого конца.
Не знает он, как тяжелы сердца
В предчувствии отчаянья и веры…
Над неподвижной, городской рекой
Плывет луна (вернее месяц серый).
Свистки. Огни. Нарушенный покой.
Рисунок башни. Жалость. Чувство меры.
Здесь мелодрама, праздность, стыд, испуг,
И боль твоя, мой безучастный друг.
«Что-то в изящных головках гвоздики…»
Что-то в изящных головках гвоздики
Нежное, злое, как женские лица,
Что-то жестокое в слове: великий,
(Те же влюбленность и страх),
Как человек, поседела столица
В несколько дней, на глазах…
Долго над ней догорали закаты,
Тени платанов, цветные плакаты.
Все мы поверили, все виноваты
(Звуки бессмертные… Бах).
Поздние листья того листопада
Не улетали с ветвей,
И почтальон на скамейки, у сада
Хмуро кормил голубей.
В тесном бистро, обнимая соседа,
Кто-то прочувственно пел,
Не умолкала под песню беседа —
Где вдохновенью предел? —