Финансовые рынки, в отличие от религиозной догмы, десятилетиями преподаваемой во всех бизнес-школах США и Британии, не столь гладко и хорошо следуют гауссовым кривым, выдаваемым этими школами за закон вселенной. Тот факт, что все основные архитекторы современной теории финансового инжиниринга (новомодное серьезно звучащее наименование финансовой экономики) получили Нобелевские премии, придал ущербным моделям ауру папской непогрешимости.
Всего через три года, после краха 1987 года, Нобелевский комитет в Швеции присудил премию Гарри Марковицу и Мертону Миллеру за продвижение все той же ущербной точки зрения на риски. В 1997 году, в разгар азиатского кризиса, в котором производные финансовые инструменты сыграли центральную роль, он выдал премию Роберту Мертону и Майрону Шоулзу[209]. С самого зарождения финансовых деривативов в 1980-х и вплоть до взрывного роста секьюритизации активов двадцатью годами позже самый замечательный аспект использования дефектных моделей рисков заключается в том, что они так мало оспаривались.
Трейдеры фонда «Долгосрочное управление капиталом» и все те, кто вслед за ними шел к краю финансовой пропасти в августе 1998 года, не хеджировали одну единственную вещь, с которой они и столкнулись, – системный риск. Именно с системным риском им пришлось бороться, когда «невозможное событие», российский государственный дефолт, доказало, что оно вполне возможно.
Несмотря на ясные уроки из ужасающего фиаско хедж-фонда «Долгосрочное управление капиталом» (показавшего, что не существовало и не существует ни одного дериватива, который застрахует вас от системного риска), Гринспен, Роберт Рубин и нью-йоркские банки продолжали полагаться на свои модели рисков, как будто ничего не произошло. Российский государственный дефолт был ими забыт как «одиночное событие раз в столетие».
Банкиры Уолл-Стрит устремились к созданию пузыря «доткомов» и далее к величайшему финансовому пузырю в истории человечества – пузырю секьюритизации активов в 2002–2007 годах. Стратегия Уолл-Стрит состояла в том, чтобы вывести риски за пределы балансов банков через деривативы и прочие инструменты, такие как секьюритизация. В продаже этих новых ценных бумаг всему миру они видели явный способ построить свою денежную власть над всей планетой почти без ограничений. Банки Уолл-Стрит буквально были опьянены своим собственным обманом и своими собственными ущербными моделями риска. Они уже видели себя настоящими Богами денег.
Вручение Нобелевской премии Гарри Марковицу, 1987 год
Жизнь – не гауссова кривая
Риск и его оценки не умещаются в колоколообразные кривые. И финансовых рынков это касается в той же мере, что и разработки нефтяного месторождения. В 1900 году безвестный французский математик и финансовый спекулянт Луи Башелье утверждал, что колебания цен на облигации или акции следуют колоколообразным кривым, которые немецкий математик Карл Фридрих Гаусс разработал в качестве идеальной рабочей модели, чтобы описывать статистические вероятности для различных событий. Кривые нормального распределения принимали «умеренную» форму хаотичности в колебаниях цен так же, как стандартный тест на коэффициент умственных способностей определяет 100, как «среднее число», центр колоколообразной кривой. Это была в своем роде полезная алхимия, но все же алхимия.
Допущение, что финансовые колебания цен ведут себя принципиально, как гауссиана, позволило «суперспециалистам» Уолл-Стрит наладить бесконечный поток новых финансовых продуктов, каждый следующий – еще более загадочный и изощренный, чем предыдущий. Теории были модифицированы. «Суперспециалистами» на Уолл-Стрит называли математиков-вундеркиндов и физиков, которых нанимали, чтобы выяснить сложные новые финансовые «углы», под которыми собирать очередной пакет финансовых деривативов. На фоне долгого и масштабного угасания промышленной базы Америки талантливейшие научные умы нации тянулись на Уолл-Стрит.
К коктейлю моделей рисков был добавлен так называемый закон больших чисел, призванный доказать, что в долгосрочной перспективе стоимость стремится к стабильной величине, когда число событий становится достаточно большим (подобно подбрасыванию монетки или игральных костей). Закон больших чисел, который на самом деле не имеет отношения к науке, позволил банкам, подобным CitiGroup или Chayse, выпустить сотни миллионов карт Visa безо всякой проверки кредитоспособности, базируясь только на данных, показывающих, что в «нормальные» периоды дефолты по кредитным картам настолько редки, что не заслуживают рассмотрения[210].
209
Schroy J. O. Fallacies of the Nobel Gods: Essay on Financial Economics and Nobel Laureates // www.capital-fow-analysis.com/investment-essays/nobel_gods.html.
210
Для знакомства с захватывающим исследованием фундаментальных недостатков теоретических моделей экономического и финансового рынка, используемых сегодня, и того, что автор называет высокими разногласиями катастрофических изменений цен, я рекомендую книгу Бенуа Мандельброта, йельского математика и изобретателя рекурсивной геометрии: Mandelbrot B. and Hudson R. L. The (mis) Behavior of Markets: A Fractal View of Risk, Ruin and Reward. Profle Books Ltd, London, 2004.