А если «радиостанция» профессора окажется бессильной справиться с ним, то пуля сделает это наверняка. С пяти шагов трудно промахнуться, но если это даже и случится, на смену Артемьеву придут другие товарищи.
Полковник мысленно представил себе ту «невидимую стену», которой окружен институт. Нет, Джеффрису не вырваться!
Мысли Артемьева прервал телефонный звонок.
Леонидов снял трубку и сразу положил ее обратно.
— Джеффрис, — сказал он.
Артемьев вынул пистолет и отвел предохранитель. Потом он подошел к окну и скрылся за портьерой. Сквозь узкую щель он видел, что профессор стал у стены с таким расчетом, чтобы открывшаяся дверь заслонила его.
Как всегда, в решительный момент встречи с противником лицом к лицу, Артемьев почувствовал, что все следы какого бы то ни было волнения исчезли. Он пристально вглядывался в еще закрытую дверь, привычным глазом оценивая освещенность комнаты и расстояние. Только бы Джеффрис не оказался между ним и Леонидовым. Если это случится, выстрел будет невозможен. Придется перейти на другое место, но удастся ли это? Сумеет ли он опередить врага, действующего, как он хорошо знал, с молниеносной быстротой?
Артемьев совершенно не представлял себе, в какую форму выльется предстоящая борьба между Леонидовым и австралийцем. По каким признакам определить, за кем осталась победа? Но раз профессор не сказал ему этого, то, очевидно, эти признаки будут достаточно ясны.
В коридоре послышались приближающиеся шаги.
Может быть, это не Джеффрис?..
Ручка повернулась — и дверь открылась.
Благодаря Леонидову Артемьев так хорошо помнил лицо Джеффриса, что ему показалось — вошел знакомый человек.
Стоя на пороге, Джеффрис оглядел комнату. На мгновение его глаза встретились с глазами Артемьева, и полковнику показалось, что противник не может не видеть его. Но длинная мягкая портьера хорошо скрывала фигуру пограничника, и Джеффрис ничего не заметил. Он сделал шаг вперед и закрыл за собой дверь. При этом он повернулся и оказался лицом к лицу с Леонидовым.
Почти бессознательно Артемьев откинул портьеру и неслышно шагнул вперед, не спуская глаз с двух людей, которые, казалось, спокойно смотрели в глаза друг другу. Но в этом кажущемся спокойствии таилось чудовищное напряжение двух борющихся сил.
Артемьеву показалось, что прошло не менее минуты, но в действительности все продолжалось несколько секунд. Его чувства обострились до предела, и он ясно видел, как побелели суставы на руке Джеффриса, со страшной силой сжавшей ручку двери. Несколько секунд — и невидимая схватка окончилась. Артемьев услышал звук повернутого ключа, и Пушкарев, стоя на пороге, сказал:
— Ну, вот и всё!
Артемьев почувствовал себя ошеломленным во второй раз. Как всё? Но ведь ничего и не было!?
— Помогите мне, — сказал Леонидов. Профессор поддерживал бессильно висевшее тело Джеффриса. Голова австралийца закинулась назад, а глаза были закрыты. Он заснул. Заснул сразу, сраженный неожиданным ударом, обрушившимся на него с быстротой и силой сокрушительной молнии.
Пушкарев бросился вперед и подхватил Джеффриса с другой стороны.
Артемьев очнулся от своей растерянности и помог им положить на диван поверженного противника.
Всё! Как быстро это произошло! Что это за сила, которая с такой быстротой превратила опасного врага в беспомощно распростертое тело?..
Ассистент профессора осторожно снял с головы Джеффриса две полупрозрачные пластинки, сделанные как будто из синего стекла. Они были соединены металлической дужкой, от которой шел тонкий шнур, исчезавший за воротником рубашки. На груди оказался небольшой плоский ящичек. Внутри слышалось мерное гудение.
Аппарат находился в действии.
Пушкарев повернул крохотную ручку на крышке — и гудение смолкло.
«Усилитель мысли» больше не работал. Он не оправдал надежд, которые Джеффрис возлагал на него. Совершеннейший механизм оказался неповоротливым, встретившись с тренированной мыслью человека. На доли секунды Леонидов опередил Джеффриса — и скованный чужой волей мозг австралийца уже не смог сосредоточить мысль.
— Позвоните генерал–полковнику, — устало сказал Леонидов.
