Выбрать главу

Артемьеву иногда казалось, что поезд не движется.

А экспресс мчался вперед, с бешеной быстротой проносясь мимо покрытых снегом полустанков, почти не снижая скорости, оставлял позади станцию за станцией, с застывшими на запасных путях товарными, пассажирскими и скорыми поездами, уступавшими ему главный путь. Вперед, вперед! К сердцу страны!

Артемьев бросил книгу на столик и вышел в коридор. Он был уже почти уверен, что ошибся. Нарушитель остался позади, он сядет на завтрашний поезд.

Сойти? Переждать еще сутки? Сесть в экспресс, который пойдет завтра?..

Да, да! Именно так надо поступить.

Но какое–то глубокое чувство, которое вырабатывается в пограничнике долголетней службой, говорило: «Нет!»

«Сойди с поезда, — убеждал уставший мозг. — Ты ошибся. Не упусти врага!»

«Все правильно, — успокаивало чувство. — Ты не ошибся. Враг впереди. Подожди еще. Вернуться ты всегда успеешь».

Экспресс замедлил ход. Остановка.

Зеркальные стекла окон были чисты и прозрачны, несмотря на сильный мороз снаружи. Артемьев внимательно рассматривал ярко освещенный перрон вокзала. Он знал, что его товарищи делают то же. Враг не мог остаться незамеченным тремя парами зорких глаз.

Пять минут… Незаметно и плавно трогаются вагоны.

Следующая остановка через два с половиной часа.

6

Старшина Грачев, сидя в последнем вагоне, с привычной аккуратностью выполнял все указания полковника. На каждой станции он внимательно высматривал высокого человека, фотография которого лежала у него в кармане. Мысль, что этот человек может сесть именно в его вагон, почему–то не приходила в голову. Его роль в этой экспедиции казалась молодому пограничнику самой незначительной.

Поэтому, когда ожидаемый человек вошел в его вагон, старшина на мгновение растерялся. Все пассажиры давно спали, и одинокое пребывание в пустом коридоре могло показаться подозрительным. Стоит нарушителю подумать, что бодрствующий пассажир находится здесь ради него, и он мгновенно заставит Грачева забыть о нем. Старшина хорошо понимал, что именно этот человек стоял на границе в двух шагах от него, а он, Грачев, подчиняясь непонятной силе, не видел его.

Глубоко запавшие глаза скользнули по Грачеву без всякого выражения. Очевидно, Джеффрису даже в голову не приходило, что преследователь может, находиться в поезде, на который он только что сел, и притом в том же вагоне. Грачев понял это, — враг ничего не подозревает.

Пока проводник приготовлял постель, Джеффрис вышел в коридор и встал у окна, в двух шагах от своего противника. Он был в костюме явно советского производства и в мягкой шапочке, какие часто носят ученые.

Старшина заметил тонкий шнур, идущий из–под воротничка и пропадающий в волосах над ухом.

«Вероятно, слуховой аппарат, — подумал он. — Этот человек плохо слышит».

Он ничего не знал об «усилителе» и даже не подозревал о существовании подобного прибора.

— Не спится? — услышал он голос нарушителя.

Грачев не удивился, что вопрос задан на русском языке. Артемьев предупредил, что, судя по всему, нарушитель хорошо говорит по–русски.

Старшина обернулся и встретил взгляд, устремленный прямо на него. В глубоких провалах глазниц он увидел два темных, без блеска, почти невидимых под тенью бровей, — внимательных глаза. На мгновение ему показалось, что у противника вообще нет глаз, а только черные провалы, как у черепа.

— Спал весь день. Я еду из… — Грачев назвал станцию, бывшую конечным пунктом этой линии.

— Путешествие в поезде — скучная вещь, — сказал Джеффрис. — Я предпочитаю самолет.

— Завтра будем на месте. Я еду в Москву. А вы?

— Я тоже в Москву.

«Спросить его, откуда он едет? Нет, нельзя задавать скользких вопросов».

— Постель готова, — сказал проводник, выходя из купе.

Джеффрис кивнул головой.

— Спокойной ночи! — сказал Грачев.

Ему хотелось продолжать разговор, но он чувствовал, что это будет неосторожно.

— Спокойной ночи.

«Ну вот и знакомство завязалось, — думал Грачев, закрывая за собой дверь купе. — Кажется, он не узнал меня».

Грачев напряженно прислушивался, чтобы не пропустить момент, когда нарушитель уйдет в купе и освободит ему дорогу к полковнику Артемьеву. Выйти при нем было опасно. Риск возбудить подозрение и сразу потерять все плоды счастливого случая был слишком велик.