ночью
Удивлен Владимир Львович, электричество зажглось.
Он задул свечу в шандале—
поживем еще, авось!
Отрывает ветер ставни,
дождь полночный лупит так,
что порой не слышно грома,
только молнии зигзаг.
А порою так шарахнет
Зевса трехэтажный мат-
рюмки чокаются в кухне,
стены дома дребезжат.
…Под настольным светом ярким,
что давно я не видал,
жизнь моя стоит огарком, вставленным в чужой шандал.
ВОСПОМИНАНИЕ
Я смотрю в небо.
Ты стоишь слева,
ты смотришь вниз.
Парашютист
медленно-медленно
падает с неба,
парашютист.
Купол на синем,
он белей снега,
туг и как парус чист.
Парашютист
медленно-медленно
падает с неба,
парашютист.
Ты говоришь:
—Не корми тебя хлебом,
лишь бы глазеть, эгоист.
Парашютист
медленно-медленно
падает с неба,
парашютист.
Я смотрю в небо,
как смотрят в небыль.
Ты смотришь вниз.
Парашютист
медленно-медленно
падает с неба,
…Парашютист.
БАЛЛАДА О ТРЕХ БАНКАХ
Две жестянки из-под пива, третья—из-под кока-колы
обитают на балконе
заколоченного дома.
Я их повышаю в ранге.
Мне их жизнь давно знакома.
Эти три консервных банки дремлют, под луною нежась. Умывает их росою
утра солнечная свежесть.
Надписи читает солнце,
отражается в их донцах.
Но когда приходит буря-
лупит дождь, срывает ветер черепицу с плоских крыш, понемногу, балагуря
это три консервных банки начинают жить своею
очень-очень странной жизнью,
и за ней не уследишь.
Быстро катят по балкону,
натыкаясь друг на друга,
шума, грохота и звона—
на весь дом, на весь квартал.
Как-то я примолний свете
у одной, что вскрыта плохо,
вдруг отчетливо приметил
зверя страшного оскал.
Загонять другую в угол
и лупить по ней без счета,
и следить за третьей банкой,
что не вдарила едва…
Я их повышаю в ранге.
То —живые существа.
Я стою в окне напротив,
одинокий, несчастливый.
Чтоб лишиться всех иллюзий—
нет на свете лучшей школы.
…Две жестянки из-под пива,
третья—из-под кока-колы.
УНИВЕРСИТЕТ В АЛКАЛАДА Д'ЭНАРЕСЕ
Это есть.
Это тут.
Это здесь.
Вот он трудится
в солнце рассвета—
белый аист
на черном гнезде
над фасадом университета.
Желтый мрамор,
как торт кружевной,
весь в гербах,
барельефах,
латыни.
Европейскою
мягкой весной
тает здание
в солнечной сини.
Белый аист
венчает фасад,
словно знамя живое
планеты.
Будто нет ни ракет,
ни преград —
только весны,
университеты.
Только старых платанов
листва
брызжет туго
зеленой струею,
и пчела,
пробудившись едва,
вдруг пронзает пространство
собою…
Зелень двориков
в роспуске роз,
тень аркад по краям
кружевная,
где мелькает студенческий кросс
и пчела пролетает, мелькая.
А над всем этим — аист.
Как весть
о возможности
воли и счастья.