Лейни вышла в ванную, сунула руки под холодную воду и плеснула в горящее лицо. То самое лицо, которое отражалось в зеркале, которое она знала много лет.
Но теперь, после той ночи, оно никогда не будет прежним.
Наконец она осознала в полной мере, почему люди так увлечены сексом. Теперь до нее дошел смысл шуток в учительской.
– О, бедняжка! – восклицали коллеги, когда она объявила о беременности.
– Хотите сказать, эта скотина обрюхатила вас до того, как вы разбежались?
Она отвернулась, чтобы налить себе кофе:
– Все не так уж и плохо. На самом деле я всегда хотела ребенка.
Но они словно не слышали.
– Что взять с мужика?
– Да! Он скажет и сделает все, чтобы затащить тебя в постель, а на следующий день – чао, бамбина, сорри… Вот и вся любовь! – заявила разведенная учительница старших классов, постоянно находившаяся в поиске нового партнера. Ухмыльнувшись, она непристойно развалилась на потрескавшемся виниловом стуле.
– Но этот процесс так увлекает… Пока не закончится, конечно!
Все рассмеялись. Лейни выдавила улыбку.
Теперь приходилось признать, что да, это было здорово. Даже еще лучше. Самое прекрасное, что с ней в жизни случилось! Она никогда не думала, что будет так. Но никогда больше не повторится. Она не стыдилась и не жалела, потому что плодом той ночи стал ее малыш.
Она погладила живот.
– Я так тебя люблю!
Она вдруг сообразила, что даже не знает фамилии Дика. Ему никто не сообщит, что он скоро станет отцом. И это к лучшему. Скорее всего, ему это безразлично. Вряд ли он вообще вспомнит о ней и той ночи. Опытный элегантный мужчина с такой внешностью, живущий в роскошной квартире, никогда не останется без женщины. И Лейни по-прежнему понятия не имеет, женат ли он. При этой мысли она побледнела. Впрочем, весьма сомнительно, что он женат: в квартире никаких следов присутствия женщины.
В то их первое утро она вела себя несправедливо по отношению к нему. Он воспользовался ее состоянием – это неоспоримо. Но ни разу ей не солгал. Сказал правду. Он не сделал ничего против ее воли. Это она цеплялась за Дика, умоляя любить ее.
Почему она повела себя так? Неужели он был так обольстителен? Или она хотела мужских объятий так сильно, что сгодился бы любой?
Сомнительно как-то. Говорят, что даже под гипнозом нельзя заставить человека сделать то, что он не захотел бы сознательно.
И это факт. Она хотела заняться любовью с этим человеком и воспользовалась своей истерией и повышенным градусом в крови как предлогом его заполучить.
Она твердила себе, что все случившееся ничего не значит для них обоих. Низменные страсти – с его стороны. Материнский инстинкт – с ее. Вот и все. Средство получить ребенка, которого она не надеялась иметь. И хотя бы по этой причине нельзя жалеть об этом. Но и зацикливаться на происшедшем не стоит. Малыш – это нежданный дар. Прими это и забудь обо всем остальном.
Ах, если бы она могла!
Прикоснись ко мне.
Ее пальцы запутались в поросли на его груди, сужавшейся до узкой дорожки на плоском упругом животе.
– Возьми его. О боже. Лейни!
Он был твердым и теплым и полным жизни, готовой вырваться наружу.
– Да, милая, да… никогда не бойся коснуться меня. Коснись меня, коснись, коснись…
– Я хочу его коснуться.
– Нет, я!
– Он шевелится.
– И вовсе нет!
– Да! Он толкается, мисс Маклауд?
Лейни терпеливо отводила от живота жадные ручонки.
– Да, шевелится, и хватит меня трогать!
Но дюжина или около того ребятишек, толпившихся вокруг и наступавших на ее черные замшевые сапоги, дружно заныли.
– Кроме того, ребята, – строго добавила она, пытаясь перекричать вопли, – перемена кончилась и пора идти в класс. Помните, что после обеда мы собираем наши рождественские чулки.
– Нечестно! Я так и не дотронулся до малыша! – пожаловался кто-то, когда Лейни выстроила ребятишек по двое.
– Может быть, завтра, – рассеянно пробормотала она, считая их по головам.
– Я тоже хочу коснуться малыша.
Лейни окаменела. Она не могла взять в толк, почему узнала голос. Прошло больше шести месяцев с той ночи в Нью-Йорке. Но она мгновенно поняла, кто стоит за спиной. Кто застал ее врасплох.
Она повернулась.
Он стоял всего в двух шагах и улыбался. И выглядел в школьном дворе на редкость неуместно. На нем было дорогое пальто из серо-зеленой шерсти, оттенявшее глаза. Воротник был поднят и обрамлял мужественное лицо и взвихренные ветром каштановые волосы с седыми прядками.