Утром, точнее днем, будильник вновь не справился со своей работой. Контрабас, выждав немного, пошевелился, кашлянул, хрипнул, все без толку. Пришел голодный кот и сел человеку на лицо, это помогло.
В оркестровой яме снова было душно, шумно, но нервно. В ложе слева кто-то тихо, но беспрестанно чихал, и это на премьере. Человек всегда очень бережно относился к людям в неудобных ситуациях, он сам в них часто оказывался и никогда не был уверен, жалеет ли его кто-то, отчего жалел себя и других еще сильнее. Но, в конце концов, и ему захотелось посмотреть, кто же устраивает это безобразие. Он поднял голову и чуть не ослеп от золотого сияния. Осторожно посмотрел еще раз, сквозь ресницы, сияние разошлось тонкими лучами и открыло милое нежное лицо, которое тут же чихнуло.
Больше туда он смотреть не решился, тем более что настала пора ударно потрудиться смычком, но сияние стояло в его глазах до конца спектакля, что несколько затрудняло чтение партитуры. Когда же он собрался с духом и поднял лицо после завершающей всеобщей ноты, ложа уже превратилась в самую обыкновенную комнатку из потрепанного бархата.
Пометавшись за сценой и послав проклятия неспешным любителям красивых люстр и фотографирования на фоне всего подряд, он наконец смог одеть контрабас, проворно потащил его вниз по мраморной лестнице, но все-таки задержался у зеркала – в тщетном порыве поправить непоправимое.
В толпе, вытекающей из театра, сияния не наблюдалось. Начало моросить, отчего ситуация стала еще неприятней. Мимо, словно издеваясь, прогремел неизменный синий трамвай.
Он завернул за угол как раз вовремя, чтобы увидеть, как в свет, льющийся на остановку из того самого трамвая, вступила, как на сцену, девушка с пушистыми золотыми волосами. Дождь мелкими каплями собрался на них, многократно усилив сияние. Она поднялась по ступеням, и весь этот свет захлопнувшимися дверьми вошел с ней. Сквозь запотевшее стекло задней площадки проявился ее золотой силуэт. И она, и весь этот свет подались вслед за скрежетом трамвая и стали медленно уплывать от его глаз, от его прерывистого дыхания, дрожащим перед ним мутным облачком, от контрабаса, вздохнувшего за спиной и умолкшего.
Утром коту не пришлось садиться человеку на лицо, человек лежал на диване в помятой одежде с раскрытой книжкой на груди и внимательно рассматривал трещины на потолке. Так что потребовалось всего лишь немного помяукать, чтобы он очнулся от своих непонятных грез и поплелся на кухню. Контрабас тоже не спал всю ночь, но по своим причинам. Все же хорошо быть котом, никакие душевные потрясения не могут повлиять на твой крепкий сон и здоровый аппетит.
И вновь из калитки вышел контрабас в темном пальто и, неловко ступая, пошел вниз по тропинке, и дальше вверх по холму сквозь стройные нежные ряды, к реке, через мост, притормозил на остановке, посмотрел на часы, оглянулся. Тут же из тумана вынырнул синий трамвай. Контрабас проворно забрался на заднюю площадку, с нетерпением огляделся, но внутри были только седая старушка в круглых очках с охапкой тюльпанов, подсматривающих из пластикового пакета, и всклокоченный дедуля в большом шерстяном жакете, громко кашляющий и читающий огромную газету. Человек с контрабасом так и простояли всю дорогу на задней площадке, контрабас смиренно, а человек – нервничая, смотря по сторонам и даже выглядывая из дверей на остановках.
Следующие дни продемонстрировали настоящие чудеса издевательства высших сил над людьми с тонкой душевной организацией. Пассажирами синего трамвая оказывались исключительно странные персонажи.
Крепко пахнущий бомж, выдавливающий взбитые сливки из баллончика прямо в свой довольный рот. Милый старичок с ладным и гладким, как его лысина, веслом. Нервно спящая девушка в грязных кедах, с большой вилкой на коленях, такой большой, что она казалась реквизитом из плохого фильма. Огромный бритый мужик с рыжей бородой и в килте с очень маленькой и очень трогательной розово-сиреневой дочкой. Упитанный молодой мужчина в желтом, увлеченно читающий толстую книгу черно-белых комиксов с утешительным названием "Из ада". Две громкие девушки и тихий парень, одетые по-праздничному, они, видимо, ехали на торжество, в честь которого парень всю дорогу усердно полировал ботинки собственной слюной.