Я открыла глаза и виновато посмотрела на мистера Кроуча.
— Ничего страшного, мисс Хэмптон. Попробуйте еще раз. Не торопитесь. Настройтесь. Закройте глаза, слушайте мой голос…
Все шло не так. Вместо того, чтобы как обычно успокаивать, голос профессора вызывал только глухое раздражение. Оно поднималось из глубины, как волна. Неукротимая водная мощь, которая, царапаясь о приближающийся берег, становится все больше и больше…
Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.
Нет! Я не позволю!
Дыхание. Сердцебиение. Контроль над телом…
— Элалия. Элалия слушай меня. Возвращайся. Открой глаза.
Мистер Кроуч зовет меня по имени, и это означает, что все плохо. И понимание этого только все усугубляет. Как сквозь толщу воды я слышу приказ всем покинуть аудиторию. Стучат стулья, гремят шаги, но это все где-то там, далеко, а прямо передо мной пенящаяся водная стена, которая вот-вот рухнет мне на голову.
Она прекрасна в своей неукротимой мощи и вместо того, чтобы сделать последнюю попытку ее остановить, я просто запрокидываю голову и распахиваю руки. И мне плевать, что меня снесет и расплющит. Да и разве я в самом деле могу что-то сделать?..
Миг — и меня накрывает с головой. Кружит, несет…
Я передумала. Я захлебываюсь, я задыхаюсь. И в этом нет никакой красоты. Я не хочу!
Железные пальцы хватают меня за шкирку и выдергивают из водоворота.
Я с хрипом вдохнула и зашлась надсадным кашлем.
— Ну-ну, все, девочка. Уже все. Ты вернулась. Все хорошо.
Меня трясет. Я вся мокрая с головы до ног. Профессор тоже. Класс тоже по колено в воде, и по ней плывут стулья, тетради...
— Идем.
Мистер Кроуч придерживает меня за плечи, и его трясет.
А нет, это меня трясет да так сильно, что не помогает даже стальная хватка привычного ко всему профессора.
Он открыл дверь, и вода потоком хлынула в коридор, заставляя отпрыгнуть столпившихся полукругом воспитанников.
— Наведите там порядок. Я вернусь через десять минут. Идемте, мисс Хэмптон.
Я сидела в приемной ректора, завернувшись в плед. Все еще знатно потряхивало, хотя одежду на мне быстро высушили, и теперь она, непривычно жесткая, раздражала кожу. Глаза щипало , но я терла нос и кусала губы — не буду реветь, не буду!
Не здесь, по крайней мере.
Не под бдительным взором секретаря мисс Лайм. Не когда за дубовой дверью ректор Торнвел звонит моей матери, чтобы сообщить, что у ее дочери случился очередной срыв, третий за два месяца. И что они обеспокоены динамикой. И что в “Зеленых Горах”, тем не менее, делают все возможное. Потому что мисс Хэмптон прилежная и примерная ученица. Возможно, ей просто нужно усилить индивидуальную программу. Да, к сожалению, индивидуальная программа стоит денег…
А вдовствующая миссис Хэмптон, ныне же миссис Стивенс будет охать и ахать и заламывать руки и дрожать голосом. И скажет, что она, конечно же, желает для дочери всего самого лучшего, но ей необходимо обсудить этот вопрос с супругом. А супруг, конечно же, поддержит свою жену и скажет, что деньги будут переведены на счет исправительного заведения в ближайшую неделю.
Мои деньги, конечно же.
Мистер Стивенс не дурак тратить собственные капиталы на содержание чужого ребенка.
Мне было плохо.
И телом, и разумом, и магией.
— Вы куда, мисс Хэмптон? — бдительно окликнула меня секретарь, стоило подняться.
— В туалет, — легко соврала я.
— Поторопитесь, пожалуйста, — мисс Лайм строго посмотрела на меня поверх очков. — Ректор вот-вот закончит и пригласит вас.
Я только кивнула и вышла.
Одну кляксу в виде побега от ректора мое безупречное досье как-нибудь переживет. Но прямо сейчас мне нужно, чтобы меня никто не трогал.
В этом замке не спрятаться — по крайней мере, надолго. Но, тем не менее, есть места где можно вырвать себе несколько сладких мгновений передышки.
Я поднялась на северную башню. Несколько десятилетий назад здесь была голубятня, а теперь только ветер гулял — узкую отдельно стоящую башенку так и не придумали, как пристроить для чего-то полезного.
Забившись в нишу в стене, я обхватила колени руками, уткнулась в них лбом и разрыдалась.
За срывом магическим у меня почти всегда следовал нервный.
Опять не справилась. Собственными руками вручила отчиму еще одно доказательство того, что он запер меня здесь не напрасно. Собственными руками еще немного расшатала тщательно выстраиваемый план мести.
Беспомощность и острая обида на несправедливость мира жгли глаза, и горячие слезы текли по щекам.