— Итак, — говорю я, — ты был прав, когда сказал, что он, по-видимому, совершенствуется. Возможно, он не был таким ловким в самом начале, когда только начинал карьеру серийного убийцы.
— Ага, понятно. Возможно, свой первый пожар он не подстроил так умело, как все последующие. Возможно, его первый пожар был классифицирован как поджог.
— Совершенно верно, Букс. Вот почему это замечательно, что у нас есть Национальная система учета происшествий, в которой собраны сведения о поджогах и подозрительных пожарах. Готова поспорить, что он что-нибудь напортачил, устраивая свой первый пожар. А может, и не только первый.
— И ты что, собираешься охватить всю страну в поисках поджогов, совершенных до того пожара в городке Атлантик-Бич?
— Не всю страну. Мы полагаем, что он живет здесь, на Среднем Западе, верно? Поэтому я начинаю со Среднего Запада.
Букс молча сидит позади меня. Я в конце концов оглядываюсь на него.
— Это огромная работа, Эм. Даже если сузить сферу поиска до Среднего Запада, придется обработать целую гору информации. Ты собираешься начать прямо сейчас? Уже одиннадцать часов.
— Я высплюсь на том свете, — говорю я. — Или когда мы поймаем этого типа.
30
Я уже начала поиски, а Букс все еще стоит в дверном проеме.
— Что еще? — спрашиваю я.
— Мы… мы собирались пойти чего-нибудь выпить.
Я слышу, как в моем животе заурчало. В Буксе что-то изменилось. Раньше, когда он был штатным сотрудником ФБР и участвовал в охоте на преступника, когда время ценилось очень высоко и приходилось рисковать жизнью, самое последнее, за чем его можно было бы застать, — так это за распитием спиртных напитков. Он все время был как на иголках, все время размышлял, анализируя выявленные улики. Бывали случаи, когда мы находились рядом, когда он сидел со мной плечом к плечу или же по другую сторону стола за ужином, но мне казалось, что он где-то далеко и пытается найти путь внутрь головы какого-нибудь монстра, мысленно оспаривает выдвинутые предположения, снова и снова сопоставляет различные аспекты, смотрит на полученные им сведения то с одной, то с другой стороны, стараясь понять, меняется ли от этого общая картина. Мне вспоминается, как однажды мы с Буксом пошли в кинотеатр и я по какой-то причине повернулась к нему во время сеанса. По мере того как сцены на экране менялись, лицо Букса освещалось по-разному — то так, то эдак. Его глаза были широко раскрыты, они блестели, но я осознала, что, если бы можно было увидеть то, что они видят сейчас, стало бы ясно, что они вообще не смотрят на экран, а видят какое-то место преступления где-нибудь в Аламиде, Новом Орлеане или Терре-Хоте.
И вот теперь мы опять вовсю охотимся на преступника, а Букс хочет пойти чего-нибудь выпить. Нетрудно понять, что теперь изменилось.
«Мы собирались пойти чего-нибудь выпить», — сказал он. Мы. Но это «мы» не включает меня. И хотя я уже прониклась некоторой симпатией к Денни Сассеру, сомневаюсь, что его физическое состояние позволяет ему немного покутить в одиннадцать часов вечера.
«У Букса есть полное право поступать так, — напоминаю я себе. — Он — одинокий мужчина, а Софи — одинокая женщина… Ты его отвергла. Ты — последний человек на Земле, который в данной ситуации имеет право на какие-либо комментарии. И разве тебе нечем заняться? Разве ты здесь не для того, чтобы остановить убийцу, пусть даже только ты одна твердо уверена в том, что этот убийца действительно существует?»
— Ну, тогда вам следует пойти в какое-нибудь заведение, — говорю я, не прекращая стучать пальцами по клавиатуре. — А я буду продолжать заниматься вот этим.
— Ты уверена, что не хочешь пойти с нами? Или я мог бы остаться здесь с тобой…
— Нет, я поработаю одна, — отвечаю я. — Иногда мне даже лучше остаться одной: тогда я могу всецело отдаться работе.
На этот раз я говорю правду. Мне лучше, когда я остаюсь одна. В одиночестве я чувствую себя психологически комфортно. Одиночество — это мое привычное состояние. Цифры и статистические данные, стили преступной деятельности и перекрестные ссылки — вот и вся компания, в которой я нуждаюсь, когда идет охота на преступника.
Я поворачиваюсь и слушаю, как удаляются шаги Букса, идущего по коридору с ковровым покрытием, пока эти шаги не стихают. Затем я снова берусь за работу.
31
Добрый день всем. Я с удовольствием ем гамбургер — очень вкусный, конечно, — и целую тарелку картофеля фри, наблюдая за каким-то давнишним футбольным матчем по телеканалу И-эс-пи-эн. Я использую свой диктофон в качестве мнимого сотового телефона — как я всегда поступаю в общественных местах вроде этой таверны. Я не планировал проводить сегодня вечером с вами занятие, но, по мере того как я смотрел этот футбольный матч, мне как учителю пришли в голову кое-какие мысли.
Некоторое время я размышлял над тем, насколько мое мастерство похоже на мастерство куортербека.[17] Знаю, знаю — при слове «куортербек» вы тут же представили одного из запечатленных на плакатах крепких парней вроде Пейтона Мэннинга или Тома Брэди[18] и думаете: «Что, черт возьми, у них общего с таким артистичным убийцей, как Грэм?»
Кто угодно может играть в футбол в качестве куортербека кое-как — точно так же кто угодно может зарезать ножом пару человек, или нажать на спусковой крючок пистолета, или утопить кого-нибудь. А вот для того, чтобы быть безупречным, чтобы достичь совершенства, требуются самопожертвование, дисциплина, сдержанность и тщательная подготовка. Вам необходимо давить на самого себя, ругать самого себя, анализировать свои действия, признавать свои слабости и пытаться от них избавиться. Те слабости, от которых избавиться невозможно, вы должны минимизировать. Вам нужно составить план, который позволит использовать ваши сильные стороны и скрыть недостатки. Вам недостаточно просто хотеть одержать победу. Все, черт возьми, хотят одержать победу, но лишь очень немногие из нас действительно горят желанием тщательно подготовиться ради того, чтобы победить. Вы должны делать нечто трудное для вас, неприятное и болезненное.
Вам необходимо сегодня сделать то, чего никто другой не захочет делать, и тогда завтра вы сможете сделать то, чего другие сделать попросту не смогут.
Кроме того, конечно же, существует самая серьезная проверка мастерства куортербека — одибл.[19] Отклонение от плана игры. Оценка сложившейся ситуации и принятие по ходу дела такого решения, которое кардинально изменит ситуацию. Именно так я сейчас и собираюсь поступить.
Так как я только что имел удовольствие увидеть Лютера. Лютер Фигли сидит лишь через два стула от меня у стойки бара в компании хорошенькой девчонки по имени Тэмми. Лютер явно не блещет ни интеллектом, ни широтой кругозора. Да и выглядит он далеко не блестяще. На нем серая футболка с надписью «Не трахайтесь с жителями Небраски» и мешковатые шорты. Но он пространно рассуждает со своей подружкой Тэмми о фундаментальных правилах футбола. Тэмми, похоже, не очень-то разбирается в этом виде спорта, а потому воспринимает все, что он ей говорит, как абсолютную истину. Однако такие осведомленные в этой игре парни, как я, осознают, что Лютер зачастую говорит ерунду.
Имейте в виду, что мое единственное изначальное намерение сегодня вечером заключалось в том, чтобы съесть в свое удовольствие гамбургер и посмотреть футбольный матч, поскольку я пока не занят следующим проектом. Я вообще ничего не замышлял по отношению к Лютеру, или Тэмми, или кому-либо еще из тех, кто находится сейчас в этом баре. Однако хороший куортербек решает прибегнуть к одиблу, если ему предоставляется такая возможность. Когда корнербеки[20] действуют неуклюже и противник не обеспечивает глубокую оборону, куортербек резко меняет тактику и передает мяч таким образом, чтобы заработать тачдаун,[21] хотя изначально план у него был другой. Разве не так?
17
Куортербек — ведущий игрок в американском футболе, занимающий позицию на линии защиты за линией схватки за мяч. Куортербек выступает в роли распасовщика, вводит мяч в игру и является играющим помощником тренера.
21
Тачдаун — один из способов набрать очки в американском футболе. Тачдаун засчитывается, когда мяч или игрок с мячом оказывается в очковой зоне соперника.